Поделись ссылкой с
друзьями |
|
Протоиерей Андрей Ткачев: Новомученики
Говорят,
блаженная Ксения, проведшая многие дни своей жизни на Смоленском
кладбище, часто ходила среди могил, повторяя странную фразу:
«Кровь! Сколько крови!» Теперь нам понятен смысл этих слов.
России предстояло умыться кровью, напиться крови, захлебнуться
кровью в ходе революционного эксперимента, проведенного с
планетарным размахом. Обычно о чем-то страшном, что пришлось
пережить, люди говорят: «Это не должно повториться».
Всматриваться в трагедии тяжело, разбираться в причинах и
следствиях страшно. Лучше вот так, в порыве секундного ужаса,
отвернуться от темы, тряхнуть головой, словно отгоняя страшное
сновидение, и сказать: «Это не должно повториться».
Должно или не должно, это не нам решать. Если у исторического
явления есть глубокие причины и если причины эти не то что не
устранены, но даже не осознаны, то явление просто обречено на
повторение. Вернее, люди обречены на повторное переживание
однажды разразившейся беды. Вывод простой: хочется или не
хочется, нравится или не нравится, но всматриваться в
собственные трагедии и анализировать их придется.
Если в XVIII столетии святой человек предвидел потоки крови,
имевшие пролиться в столетии XX-м, то дело ведь не только в
прозорливости святого человека. Дело также и в тех исторических
ошибках, которые, наслаиваясь и накапливаясь, готовы со временем
слепиться в ком и, сорвавшись с горы, расплющить все, что на
пути попадется. Мы не видим цельной картины мира. Наш взгляд
выхватывает дробные его части, и сердце питается не ощущением
целого, а осколками бытия. Поэтому в повседневности мы не
способны ни на прозорливость, ни на глубокое предчувствие. Те же
люди, которые вникали в глубинную суть процессов, почти в один
голос предупреждали о грозовых тучах, собирающихся над
Отечеством. Итак, урок номер один. История – не фатальный,
заранее предсказанный процесс. Это живая ткань, образованная
сцеплением свободно действующих воль. На историю можно и нужно
влиять. А там, где она «вдруг» являет свой звериный облик и
начинает пожирать ничего плохого не ждавших обывателей, – там
обыватели виновны. Не потрудились, значит, распознать признаки
времени, не потрудились и усилия приложить в нужном направлении.
Из всех виновных в революции, а как следствие –
братоубийственной войне, репрессиях, гонении на Церковь, пока
что названо только одно действующее лицо – интеллигенция. Она
сама облегчила поиск виновных, поскольку слова осуждения
прозвучали именно из уст ее лучших, прозревших посреди несчастий
представителей. Интеллигенции ставится в вину ее безбытность,
оторванность от народной жизни, филантропическая мечтательность.
«Русскими быть перестали, западными людьми так и не сделались.
Жар сердца истратили на влюбленность в чужую социальную мечту».
Подобные «филиппики» в адрес профессуры, писателей и ученых
можно продолжать и продолжать. Слова эти справедливы.
Революция стала плодом мысленного заблуждения, плодом уверования
в ложь. А в любом народе функция переработки идей, различения
добра и зла в области ума принадлежит не всем вообще, но
представителям интеллигенции в первую очередь. Но справедливым
будет заметить, что не на одной интеллигенции лежит тяжесть
исторической ответственности.
Церковь Русская, то есть люди, ее составлявшие и наполнявшие,
так ли уж свободны от ответственности? Неужели мы вправду
думаем, что дело все в масонском заговоре, кознях германской
контрразведки, пломбированном вагоне и прочем? Я лично так не
думаю. Сама церковная жизнь наша в общих чертах несколько долгих
столетий повторяла ошибки, свойственные интеллигенции. Вот слова
человека, которого нельзя обвинить в нелюбви к Родине и в
незнании ее истории: «Богословская наука была принесена в Россию
с Запада. Слишком долго она оставалась в России чужестранкой.
Она оставалась каким-то инославным включением в
церковно-органическую ткань. Превращалась в предмет
преподавания, переставала быть разысканием истины или
исповеданием веры. Богословская мысль отвыкла прислушиваться к
биению церковного сердца. И у многих верующих создавалась
опасная привычка обходиться без всякого богословия вообще,
заменяя его кто чем: Книгою правил, или Типиконом, или преданием
старины, бытовым обрядом или лирикой души. Душа вовлекается в
игру мнимостей и настроений» (Флоровский Г. Пути русского
богословия). Если уж церковное сознание отвлечено от трезвого
пути отцов в сторону «мнимостей и игры настроений», то кто
способен будет противостать мысленным соблазнам и разукрашенной
лжи?!
Церковь боролась за истину и противостояла лжи, видела
надвигающуюся беду и предупреждала верных чад. Но делалось это
не в стройном порядке и не единым фронтом. Борцы были похожи,
скорее, на одиноких защитников Брестской крепости, воевавших до
конца, и умирали за истину. Иногда их встревоженный голос и их
подчеркнутое одиночество были до неразличимости подобны близкому
к отчаянию одиночеству ветхозаветных пророков. Те кричали во
весь голос и приходили в ужас от того, что их не понимали. Было
подобное и в нашей истории.
Ну, а потом пришла беда. Пришла вначале так, что всем казалось:
стоит завтра проснуться, и все будет по-старому. Но просыпались
– а лучше не становилось. Становилось хуже, и уже боялись
ложиться спать, а, уснувши, не хотели просыпаться.
Смерть стала привычной, голод стал обыденным, в человеке уже
трудно было признать существо, сотворенное «по образу и подобию
Бога». И полилась кровь. Мы далеки от мысли, что все убиенные и
замученные святы. Голгофа убеждает нас в этом. Два злодея,
одинаково наказанных за одинаковые злодеяния, висят по обеим
сторонам от Безгрешного Иисуса. Оба рядом с Мессией, оба в муках
заканчивают жизнь. Казалось бы, их загробная участь должна быть
одинакова. Но вместо этого одному обещано в сей же день быть со
Христом в раю, а другой вынужден разрешиться от тела и
продолжить муку, теперь уже только душевную.
Само по себе страдание не спасает. И «если кто подвизается, не
увенчивается, если незаконно будет подвизаться» (2 Тим. 2: 5).
За Христа страдали не все. Кто-то страдал за свои грехи, кто-то
платил за свои ошибки, многим пришлось платить за чужие ошибки и
за чужие, столетиями накопившиеся грехи. Разобраться в этом
хитросплетении судеб нам не дано – не под силу. Бог один знает
все. Мы же, не зная все о всех, знаем многие имена людей,
действительно умерших за Господа: тех, кто перед расстрелом
молился; кто терпеливо переносил ссылки и тюрьмы; кто не
озлобился; кто и по смерти жив и совершает чудеса. Это великая
княгиня Елисавета, до последнего вздоха перевязывавшая раны тем,
кто вместе с ней был сброшен в шахту под Алапаевском. Это
Киевский митрополит Владимир, благословивший убийц пред своим
расстрелом. Это архиепископ Фаддей, утопленный палачами (!) в
выгребной яме. Это еще многие сотни и тысячи священников,
монашествующих и мирян, с чьими жизнеописаниями стоит
знакомиться, ибо они – мученики Господни, и знакомиться долгие
годы, ибо много их.
Им во многом было тяжелее, чем мученикам древности. Те часто
жили в ожидании гонений, внутренне готовились к ним, как к
вполне реальному, а то и неизбежному исходу земной жизни. Наши
же страдальцы в большинстве случаев и представить не могли, что
их православное Отечество станет одним большим концлагерем, а
некоторые еще вчера верующие соседи – палачами и предателями.
В войне немалую роль играет фактор внезапности. Обескуражить
противника, напасть неожиданно почти всегда означает смять его
ряды, обратить его в бегство. В духовной войне законы те же.
Лукавый долго готовился и внезапно напал. Но смял и обратил в
бегство далеко не всех. Даже те, кто не верил в катастрофу, не
был к ней приготовлен, быстро избавились от иллюзий, поправили
фитили в светильниках и приготовились к смерти.
***
«Вот ты попал в руки врага, – писал Сенека Луцилию, – и он
приказал вести тебя на смерть. Но ведь и так идешь ты к этой
цели!»
Красивая мысль, с которой трудно спорить. К смерти нужно
готовиться всю жизнь. Только вот есть у красивых мыслей свойство
улетучиваться при приближении настоящей боли, реальной угрозы,
подлинного страдания. Да и народ наш, прошедший через огненное
испытание, вовсе не принадлежал к школе стоиков, равно как и к
любой другой философской школе. У терпения и мужества нашего
народа иные корни – евангельские. Отсюда же та неистребимость
народной жизни, которая неизменно возрождалась после жестоких
испытаний до сих пор и обещает надежду на полнокровное бытие в
будущем. Именно память о новомучениках и молитвенное общение с
ними способны сообщить Русской Церкви особенную глубину и
мудрость, необходимые для творческого решения проблем, стоящих
перед лицом современности.
Мы представляем себе их лица на пожелтевших фотографиях, когда
читаем в Писании о тех, что «замучены были, не приняв
освобождения, дабы получить лучшее воскресение; другие испытали
поругания и побои, а также узы и темницу; были побиваемы
камнями, перепиливаемы, подвергаемы пытке, умирали от меча»
(Евр. 11: 35–37).
***
В отношении новомучеников можно совершить две страшные ошибки.
Первая именуется преступным забвением, при котором никто особо
не помнит о трагическом прошлом и живет так, словно ничего не
случилось. Вторая ошибка более опасна, поскольку более похожа на
истину. Назовем ее так: превозношение чужими заслугами. Это
когда мы недрожащим голосом гордо заявляем, что, дескать, велика
наша вера и Церковь наша велика (между строк подразумевается,
что и сами мы велики), раз такие испытания пережили и
перетерпели.
Почитание новомучеников не должно мешать оставаться вопросу: да
как же это все могло произойти в православной стране?!
Это почитание должно совершаться с содроганием при мысли о
величине страданий и масштабе гонений.
И еще один вопрос должен звучать коли не вслух, так в совести: а
мы сегодня все ли правильно делаем? Не ждет ли и нас очередное
огненное испытание? Ошибки наши не придется ли омывать своей
кровью тем, кто придет после нас?
И лишь после того, как вопросы эти прозвучали, мнится мне, можно
порадоваться. Ибо мы «приступили к горе Сиону и ко граду Бога
живого, к небесному Иерусалиму и тьмам Ангелов, к торжествующему
собору и церкви первенцев, написанных на небесах, и к Судии всех
– Богу, и к духам праведников, достигших совершенства» (Евр. 12:
22–23).
Протоиерей Андрей Ткачев
13 февраля 2011 года
Источник:
Православие.ru
Другие способы внести пожертвование
|