Поделись ссылкой с
друзьями |
|
«Их кровь смешалась с Кровью Христовой»
беседа с Ниной Павловой об Оптинских
новомучениках
18
апреля 2013 года исполняется двадцать лет с той страшной и
особенной Пасхи Христовой, когда в Оптиной пустыни пролили
мученическую кровь три монаха - отцы Василий, Ферапонт и Трофим.
В канун этой даты Нина Александровна Павлова, автор
замечательной книги «Пасха Красная», рассказала о том, как
создавалась эта книга и о помощи людям по молитвам Оптинских
новомучеников.
Отцы говорят, что когда ты читаешь о святом, он молится о тебе.
Ничем другим невозможно объяснить то, что происходит, когда
читаешь «Пасху Красную», - книгу об убиенных мучениках отцах
Василии, Трофиме и Ферапонте. Такое чувство, будто уже настала
Светлая седмица, открыты во всех храмах Царские врата, идут
легкими ногами радостные крестные ходы, и счастливые, как
никогда, люди поднимают лица к небу, чтобы капелька святой воды
упала и на них, - и звонят, звонят по всему Отечеству колокола.
- Христос Воскресе!
- Воистину Воскресе!
Двоих иноков - отца Трофима и отца Ферапонта - убили на
звоннице, когда они тянули руки к небу, чтобы прозвонить этот
лучший из звонов - пасхальный. Отца Василия - чуть позже, во
дворе: он услышал, как ударили в набат вместо привычного
пасхального звона, и поспешил на помощь братьям.
«Первым был убит инок Ферапонт. Он упал, пронзенный мечом
насквозь, но как это было, никто не видел. В рабочей тетрадке
инока, говорят, осталась последняя запись: “Молчание есть тайна
будущего века”. И как он жил на земле в безмолвии, так и ушел
тихим Ангелом в будущий век.
Следом за ним отлетела ко Господу душа инока Трофима, убитого
также ударом в спину. Инок упал. Но уже убитый - раненый
насмерть - он воистину “восста из мертвых”: подтянулся на
веревках к колоколам и ударил в набат, раскачивая колокола уже
мертвым телом и тут же упав бездыханным. Он любил людей и уже в
смерти восстал на защиту обители, поднимая по тревоге монастырь.
У колоколов свой язык. Иеромонах Василий шел в это время
исповедовать в скит, но, услышав зов набата, повернул к
колоколам - навстречу убийце».
«Даже годы спустя пережить это трудно - залитая кровью Оптина и
срывающийся от слез крик молодого послушника Алексея: “Братиков
убили! Братиков!”», - пишет в своей книге Нина Павлова.
Она долго не хотела браться за этот труд - с этого и начинается
её замечательная книга, способная растопить Христовой любовью
самое ледяное сердце: «Начну с признания, стыдного для автора: я
долго противилась благословению старцев, отказываясь писать
книгу об Оптинских новомучениках по причине единственной - это
выше моей меры, выше меня».
Отпевание Оптинских новомучеников
Сегодня, по прошествии десятилетия после первого издания, Нина
Александровна говорит тоже самое: «Я всегда говорила и говорю -
это не моя книга. Я даже сначала не хотела ставить подпись, но в
мартирологии нет свидетеля безымянного, боязливого. Это -
свидетельство, и я - свидетель».
Автор книги «Пасха Красная» своё авторство отрицает: «Я
молилась, плакала у могилки отца Василия: “Батюшка, я никто и
ничто, - а он был мастер слова - пусть я буду дудочкой в твоих
руках, сам напиши, сам сделай!” Всё шло через них - это
абсолютно не моя заслуга».
Блестящая писательница, четверть века она живет у Оптиной
пустыни. Мы никогда не виделись, говорим теперь по телефону - я
звоню из Москвы, - но ее голос звучит, как голос очень родного
человека. Я прошу ее рассказать, как писалась «Пасха Красная».
«Благословили - надо исполнить это послушание, - рассказывает
Нина Александровна, - А послушание оказалось чрезвычайно
трудным, и слез я тут пролила немало. Ведь у монахов скрытная
тайная жизнь». Самым трудным оказался сбор материалов о жизни
отцов. Она сравнивает его с тем, как по кусочкам склеивают
осколки разбитой греческой амфоры - у одного есть фрагмент, у
другого. Порознь эти кусочки мало что значат. Но если собрать их
воедино, то сложится, наконец, бесценный орнамент, и
приоткроется тайна монашеской жизни.
«Они хотят, чтобы мы были едины в любви»
«Я все время ходила на могилки новомучеников. Вот встречаю у
могилок игумена Тихона, скитоначальника:
- Батюшка, нет никаких сведений об отце Ферапонте. Расскажите
хоть что-нибудь.
- Нина, я бы с радостью рассказал, но я сам ничего не знаю.
Помню только, что в трапезной, у входа, сидела бабушка и вязала
носки. Ферапонт подходит к ней и спрашивает: «Трудно вязать?» -
«Совсем не трудно. Хочешь, научу?» А что было потом, не знаю.
Иду дальше. Встречаю паломника из Донецка - Сережу Каплана. Он
рассказывает, что отец Ферапонт связал и подарил ему носки,
которые он только на праздники надевает в церковь.
Иду дальше - к храму. Встречаю Сережу Лосева - ныне уже
покойного, - он работал на послушании в Оптиной, резчик. Сережа
рассказывал, как Ферапонт искал для себя занятие, чтобы с
Иисусовой молитвой что-то делать. Он бывал в Дивеево, - там
блаженные вязали носки, занимаясь Иисусовой молитвой, у них
«вязать» и означало «молиться». Попробовал и отец Ферапонт
вязать, но все носки просят, - а всякому просящему дай, - вот он
потом и перешел на резьбу…
И вот так, пока я шла от могилок до храма, сложился цельный
рассказ. У меня никогда не было никаких видений, но тут меня
обожгло горячее чувство, - как же наши новомученики любят нас!
Они хотят, чтобы мы собрались все вместе, как кусочки той
разбитой вазы, - и были едины в любви.
Иногда меня благодарят за книгу, но я сама благодарна - за тот
опыт, который я приобрела, работая над нею. Конечно, мы часто
произносим: «Бог не есть Бог мертвых, но Бог живых». У Бога все
живы. Умом это понимается, а сердце молчит. А тут был тот
живой опыт общения с новомучениками, когда я получала материалы
и сведения в основном от них. Приведу несколько примеров.
Монахи по своей природе - очень добрые люди. Когда я начинала
работать в издательском отделе монастыря, а отец эконом спросил,
чем помочь, я сразу ответила, что нужен большой амбарный замок,
чтобы запереть все рукописи и не выдавать их монахам. Потому что
«просящему дай». В итоге письма отца Нектария - подлинники! -
исчезли из монастыря, как и дневник отца Василия. Подарили
дневник кому-то. Шлём письма во все концы, но не можем ничего
отыскать..
И вот прихожу я в очередной раз плакаться на могилку к отцу
Василию: «Батюшка, о чем писать, если нет материалов? И дневник
ваш не отыскать».
Вдруг бежит человек. Босой - паломник такой был, немножко
юродствовал, - несет тетрадку какую-то, читает на ходу.
Подбегает ко мне, вручает: - «Вам!» Это был дневник отца
Василия».
«Отец Ферапонт, ответь на письмо!»
«Еще случай. Мы с игуменом Филиппом - его благословили помогать
мне, - два года рассылали письма по местам, где жил и работал до
монастыря отец Ферапонт. Я даже вкладывала всегда в письмо
конверт с обратным адресом. И - никакого ответа.
И вдруг приходит письмо - из Ростова, от католика. Малограмотное
письмо, хвастливое: я, пишет он, привел отца Ферапонта к Богу, я
его наставлял, вызывайте меня в Оптину пустынь, я буду
руководить вашей работой.
Неприятное письмо. Тем не менее, надо ответить. Сажусь. Тут
котенок, - хвать это письмо, и убежал с ним. Отловила котенка,
отняла. Сажусь снова за ответ. А лето, окно открыто… Ветер швырь
- и унес это письмо, бегала я за ним по всему огороду.
В общем, неделю мучилась - никак не могу ответить. А ответить
надо. Пришла я на могилку к отцу Ферапонту и говорю в сердцах:
«Отец Ферапонт, имя тебе слуга - а Ферапонт переводится как
“слуга”, - вот ответь, пожалуйста, на это письмо, я уже
измучилась». И кладу письмо на могилку.
И тут из-за моей спины выглядывает монахиня Любовь из Ростова,
читает адрес на концерте и говорит: «О, это же от Феди-горбуна!»
И рассказывает, что Федя-горбун никогда не приводил о. Ферапонта
к Богу, - тот уже был в Оптиной, когда Федю сманили католики. И
Федя превознесся - стал всех учить и обращать. Монахиня Любовь
близко знала отца Ферапонта, и когда сообщила ему, что Федя
перешел к католикам, тот ужасно расстроился: «Ой, беда-беда,
матушка, вы уж не оставляйте Федю!» И когда она в следующий раз
приехала, принес ей книги с рассуждениями святых отцов о
католицизме - специально подобрал: «Матушка, пожалейте Федю.
Помогите ему!» Вот такой ответ на письмо».
«Отец Трофим, без воды мы остались, что делать?!»
«Я уже дописывала книгу, как однажды мы остались без воды, -
раньше брали у соседа, из колодца перед воротами, а тут он,
человек неверующий, вдруг сделал крышку и повесил на колодце
замок.
Колонка далеко - километр идти. Ну, ведро принесешь для чая и
супа, а помыть посуду и постирать?
Пришла на могилку к отцу Трофиму и жалуюсь: «Отец Трофим, без
воды мы остались, что делать?!» Иду от могилки - навстречу отец
эконом, игумен Досифей.
«Нина, - говорит, - у нас сейчас на хоздворе геологи бурят воду,
вот как они закончат, я к тебе их пришлю». - «Батюшка, да денег
нет!» - «Ничего-ничего, найдешь». В тот же день к вечеру у меня
эти геологи пробурили воду, денег взяли очень мало, и опять -
маленькое чудо: у других воду нашли на глубине тринадцати
метров, семнадцати и даже двадцати. А тут всего семь с половиной
метров, - и добрались до подземного озера на каменном плато.
Чистейшая вода! И когда сосед возил пробы в Москву, в
лаборатории даже удивились: Откуда? Такой чистой воды они давно
не видели.
А на следующий день игумен Антоний говорит: «Нина, проводи воду
в дом, пока нет заморозков». - «Батюшка, да где же мне столько
денег взять?» - «Мы сейчас для Фроловского храма трубы закупили,
сантехнику, тебе привезут. Со временем отдашь, расплатишься, а
нет - бери во славу Христа». Вскоре у меня в доме были
водопровод, душ и все городские удобства. И это очень похоже на
Трофима, - он был человек-огонь.
Помню такой случай. Стоим мы возле храма, и один инок задумчиво
рассуждает: «Надо бы сделать в келье полку для икон. Но где
взять фанеру, и вообще - как эти полки делают?» Трофим говорит:
«Сейчас приду!» Убежал куда-то, и уже через полчаса у этого
инока была в келье прибита полка. Он всё делал сразу, радостно».
«Иди, мой хороший»
«Двадцать лет прошло. А сердце всё равно плачет, потому что
встретить такого духовника, как отец Василий, - это большая
редкость», - говорит Нина Александровна.
«Ярко вспоминается первое впечатление от отца Василия. Это был,
кажется, 1989 год. Разорённая Оптина, а в обители живут в
основном миряне. По двору бродят коровы, козы, свинка чешется
боком об угол храма.
Оптина пустынь в 1990-е гг.
Но самым большим бедствием для нас в ту пору был железнодорожный
магазин, находившийся в одном из братских корпусов. Со времен
Кагановича железнодорожников одевали в форму и хорошо снабжали.
И вот кругом дефицит, а в этом магазине во времена горбачевского
сухого закона торгуют водкой. Со всех окрестностей в Оптину
устремляются люди, и возле магазина кипит битва.
Натерпелись мы немало. Помню, пожаловалась игумену Ипатию:
«Батюшка, эти алкоголики опять!» А он мне: «Да как вы можете так
говорить о людях?» Конечно, нехорошо кого-то осуждать, но вот
сценка у магазина. Молоденький тракторист, местный оптинский
житель, уже купил бутылку, выпил и рвется в магазин обратно. Его
отшвыривают, не пропускают, а в итоге завязывается нешуточная
драка, после которой лицо тракториста уже в крови.
Тракторист нехотя умылся у водопровода, а отец Василий тем
временем сидел у врат монастырских, встречал паломников.
Собственно, ворот еще и не было, - бревна там лежали - вот на
бревнах он и сидел. Походит тракторист, садится рядом, они
беседуют о чем-то.
Прохожу мимо и слышу: «Отец, вот зачем разрушают храмы? Кому они
мешают?» И так мирно они беседуют, будто не было ещё минуту
назад этого агрессивного драчуна-пьяницы. Тракторист был
единственным гармонистом в нашей оптинской деревне, и именно
ему, убеждена, отец Василий посвятил потом стихотворение:
Лик луны был светел и лучист,
В монастырь пришел ночной покой.
И нежданно местный гармонист
надавил на клавиши рукой.
Встал я посреди тропы пустой
И глаза мне слезы обожгли.
Боже, как похож на голос Твой
Этот одинокий зов любви.
В этом, казалось бы, опустившемся человеке отец Василий увидел
образ Божий и расслышал одинокий зов любви. Он любил людей той
несказанной любовью, какой любит нас, грешных, Иисус Христос.
Отец Василий беседует с паломниками
Вспоминаю такой случай. Мой сын, хотя и крестился прежде меня и
первое время усердствовал в подвигах, вдруг перестал ходить на
исповедь и долгое время не причащался. Я даже боялась, что он
отойдет от Церкви.
В Оптиной исповедовал один приезжий батюшка, народа к нему почти
не было, и я подтолкнула сына к нему. Смотрю - он тут же отошел
от аналоя, а батюшка говорит: «Зачем тратить на него время? Он
сам говорит, что он не готов ни к исповеди, ни к причастию».
Рядом исповедовал отец Василий, и я буквально взмолилась:
«Батюшка, возьмите сына на исповедь» О чём они говорили у аналоя
- это тайна исповеди. Но смотрю, мой сын вдруг заплакал, и у
отца Василия слёзы на глазах. Тут как раз Причастие началось. А
отец Василий обнял сына и говорит: «Иди, иди, мой хороший». И
сын пошел причащаться, а сам всё оборачивается на отца Василия
со слезами радости на глазах.
Собирая материал для книги, я опросила, наверно, человек двести,
и многие говорили, что исповедь у отца Василия - это возвращение
блудного сына в объятья Отца».
Отец Василий среди братии. Пасха 1990 г.
«К отцу Василию ходили очень трудные люди»
«Отец Василий не любил поучать, говорил мало и скупо, и чаще
говорил очень просто: “Ну, зачем тебе это? Это не твоё”.
И люди в состоянии окаменного нечувствия вдруг оттаивали рядом с
ним, начинали раскрываться, обличая себя за те стыдные поступки,
в которых раньше не смели признаться. Они плакали и радовались
одновременно. Как не плакать, если нет предела тому падению,
когда человек ест из одного корыта со свиньями? И как не
радоваться, если тебе, последнему грешнику, отверсты объятья
Отча, а Бог есть любовь и только любовь?
Даже батюшки знали это свойство иеромонаха Василия и, бывало,
говорили сокрушенно: «Слушай, я с тобой не справляюсь. Иди к
отцу Василию». К отцу Василию ходили очень трудные люди.
Вот типичная картина - к аналою отца Василия стоит очередь, а
чуть поодаль жмутся те, кому трудно подойти на исповедь - из-за
страха, стыда или иных искушений. Отца Василия отличала та
необыкновенная чуткость, когда он мог вдруг обернуться к этому
зажатому человеку и сказать: «Ну, что у тебя? Иди сюда». Именно
они, эти люди, рассказывали потом, что исповедь у отца Василия -
это возвращение блудного сына в объятья Отца.
Были, наконец, и те, кому трудно подойти к причастию. На моих
глазах один такой болящий человек - он жил при Оптиной, - пошел
после исповеди у отца Василия к Причастию… и вдруг убежал из
храма. А отец Василий догнал его и, обняв за плечи, повел к
Чаше. К сожалению, эти немощные болящие люди после смерти
батюшки уехали из Оптиной, ибо без поддержки отца Василия они
уже не справлялись с требованиями монастырской жизни.
«Главный подвиг их жизни - это подвиг покаяния»
Преподобный Нифонт, епископ Кипрский, писал: «До скончания века
не оскудеют на земле святые. Но в последние годы скроются от
людей». А монашеская жизнь о. Василия, о. Трофима и о. Ферапонта
была настолько скрытной, что никто не мог даже помыслить, что
среди нас живут святые, пока не начались чудотворения и
исцеления по их молитвам.
Но наблюдательные люди всё же замечали, что главный подвиг их
жизни - это подвиг покаяния. Отец Василий, например, писал в
дневнике: «Иисусова молитва - это покаяние. Постоянная Иисусова
молитва - это постоянное покаяние».
Его часто спрашивали: «Батюшка, а что главное?» - «Главное
донести свой крест до конца. Без креста нет Христа». Помню, я
однажды спросила у своего старца архимандрита Адриана
(Кирсанова): «Батюшка, научите - как жить?» Он посмотрел на меня
и говорит: «А ты смотри, куда ножки Христа идут. И иди за Ним».
А ножки Христа ведут на Голгофу. И жизнь тричисленных Оптинских
мучеников была безоглядным следованием за Христом вплоть до той
их смертной Голгофы. Отец Василий не случайно писал в дневнике:
«Милость Божия дается даром, но мы должны отдать Господу всё,
что имеем».
О монахах старой Оптиной говорили, что они на цыпочках перед
Господом ходят. И у отца Василия было такое благоговение перед
тайнами Божьими, что когда одна моя знакомая пожаловалась ему,
что не успевает прочитать утреннее правило, потому что надо
накормить завтраком сына, а потом бежать на работу, он сказал ей
с трепетом: «А достойны ли мы произнести само имя Господа?»
Недостойны. А еще он писал в дневнике, что приятно упражняться в
добродетелях, - это возвышает нас в собственных глазах. Но куда
труднее не льстить себе и идти путем самоукорения и покаяния.
Смиренный был батюшка, кающийся.
«Это я, Господи, согрешаю»
«Только однажды я видела отца Василия в гневе. Служба уже
закончилась, но какой-то приезжий человек попросил о. Василия
побеседовать с ним. И вот стоят они у аналоя, а за спиной отца
Василия одна особо добродетельная прихожанка - черная юбка до
пят, увесистые чётки и черный платок «в нахмурку», - обличает
монахов, которые сегодня не такие. Монах, мол, должен
сторониться женщин, а отец Трофим подолгу беседует с ними. А
инок Трофим был само целомудрие, но он вырастил и вынянчил на
своих руках двух младших сестренок и привык опекать сестер в
монастыре. Он так их и называл: «Сестренки мои, сестреночки!»
Дама громко осуждала отца Трофима, а отец Василий вдруг
обернулся к ней и сказал в гневе: «Да кто вы такая, чтобы
осуждать монахов?» А судьба этой женщины сложилась так - вскоре
она отошла или почти отошла от Церкви, бросила тяжело больного
мужа, меняла «бой-френдов». А десять лет спустя она приехала в
Оптину - крашеная, общипанная, стриженная под «ежика». О своих
падениях она рассказала мне сама, спросив удивленно: «Неужели
отец Василий всё это предвидел?» И добавила сокрушенно: «Да кто
я такая, чтобы осуждать монахов и хоть кого-нибудь осуждать?»
Сам отец Василий никого не осуждал. Если при нем вдруг
начинались пересуды, он молча поднимался и уходил. О
грехопадениях людей он знал больше, чем иные, выслушивая многое
на исповеди. Но как же он сострадал этим немощным, несчастным
людям! У него даже есть такой тропарь:
Вем, Господи, вем, яко биеши всякого сына, егоже приемлеши,
обаче не имам силы слезы сдержати, егда зрю наказуемых чад
Твоих; прости, Господи, и терпение с благодарением даруй.
Он писал в дневнике: «Это я, Господи, согрешаю». Записывал имена
тех, кто у него исповедовался, и полагал в келье за них многие
поклоны. Он молился о людях, как молится сейчас о нас в Царствии
Небесном.
«Звонари требуются?»
«Вспоминаю второй день после Пасхи. На звоннице уже настелили
новый пол - там ведь было всё залито кровью, а звонари были
причастниками в тот день, их кровь смешалась с Кровью Христовой,
поэтому так бережно снимали стружку, настилали полы. Но убили
звонарей, и молчали колокола.
Мрачный был день. Небо в тучах. Моросит дождь со снегом. Вокруг
звонницы, под немыми колоколами, стоит большая молчаливая толпа.
И так тяжело на душе! Почему молчит Россия, кажется, не
заметившая трагедии в Оптиной? В одних газетах много и подробно
писали о мелкой заварушке в Африке, а об убийстве в России - ни
слова. Зато другие газеты откровенно глумились - православные,
мол, перепились на Пасху и перерезали друг друга. Были гадости и
похлеще - даже вспоминать стыдно. Господи, да ведь в России
никогда не плясали на гробах, а тут, не стесняясь, пляшут! Более
того, две центральные газеты даже вступились за убийцу, ибо
«общество не оказало ему моральной поддержки, а душа его
металась». Как же это напоминает теперь ту ситуацию с «Пусси
Райот», когда главными пострадавшими, достойными жалости, были
объявлены именно кощунницы, и деятели культуры с жаром бросились
их защищать. Особенно меня поразила позиция одной такой
защитницы, именующей себя православной и пригрозившей пальчиком
Церкви: дескать, если её начнут преследовать за столь смелое
выступление, то - цитирую дословно - «я перейду в другую
конфессию». Не умереть за свою веру, как это делали мученики, но
сменить её на нечто более комфортное.
Два дня молчали колокола Оптиной. А мы мокли под дождем и,
потупясь, стояли у звонницы, не замечая, как двор монастыря
заполняется людьми. И вдруг толпа расступилась. От ворот летящим
шагом шел молодой инок - а он был чем-то похож на Трофима, такие
же огромные голубые глаза, светлые длинные волосы и этот
знакомый быстрый Трофимов шаг. Инок очень спешил и, ступив на
звонницу, спросил немую толпу: «Звонари требуются?» И ударил в
колокол!
И тут же хлынули на колокольню люди - оказывается, все монастыри
прислали своих лучших звонарей! Сорок дней звонила, не умолкая,
Оптина. И почему-то вдруг вспомнился тогда тот знаменитый
смоленский колокольный бунт, когда после революции большевики
захватили и закрыли собор, а на заводах и фабриках объявили
забастовку. Гудели фабричные гудки, гудели паровозы,- и народ
бежал к собору. На ступеньках собора дежурили пулеметчики, не
успевшие захватить только колокольню. И вот что происходило.
Вбегал на колокольню звонарь, звонил и падал расстрелянный.
Потом, перекрестившись, выбегал из толпы следующий: «Господи,
благослови!» И тоже шел на смерть за свою веру.
«Истина тогда ликует, когда за нее умирают», - говорил
преподобный Севастиан Карагандинский. И было нам дано ликование
об истине, когда по молитвам Оптинских мучеников наши родные,
ближние и дальние обретали веру в Господа нашего Иисуса Христа».
Об одной ошибке
«Мне не раз говорили, что нельзя называть убиенных Оптинских
братьев новомучениками, поскольку они еще не канонизированы.
Согласна, нельзя. Но вот уроки мартирологии - в древности не
существовало чина канонизации мучеников, и их причисляли к лику
святых на основании акта о мученичестве, подписанного
свидетелями. Но в нынешние времена это как-то не принято. И я
как свидетель мученической кончины Оптинских братьев разрываюсь
между канонами древними и новейшими.
Не я одна разрываюсь. Даже такие известные пастыри нашей Церкви,
как например, протоиерей Александр Шаргунов, тоже «ошибаются» и
говорят: «это новомученики». И ошибки такого рода
промыслительны, ибо канонизации всегда предшествует народное
почитание. Так было с преподобным Серафимом Саровским, которого
еще задолго до канонизации в народе считали святым. То же самое
происходит в Оптиной пустыни, куда едут люди со всей Руси, чтобы
помолиться у могил Оптинских братьев и попросить их о помощи. О
том, как помогают людям иеромонах Василий, инок Трофим и инок
Ферапонт, рассказывают теперь многие. Да, они еще не
канонизированы, но у многих есть очень точное чувство, что они
уже прославлены у Господа».
Рассказы Нины Павловой
записала Анастасия Рахлина
Фото:
http://www.optina.ru/
Источник:
Православие.ru
18 апреля 2013 года
|