Поделись ссылкой с
друзьями |
|
Владимир Легойда: Церковь не может встраиваться в логику войны
Москва,
15 августа. О причинах сдержанности РПЦ в заявлениях, касающихся
Украины, о возможности объединения всех православных украинцев и
проблемах, которые могут возникнуть в связи с большим притоком в
Россию украинских беженцев в условиях экономических санкций
рассказал в интервью РИА Новости председатель Синодального
информационного отдела РПЦ Владимир Легойда.
– Владимир Романович, сегодня самая важная тема в
информационном пространстве – Украина. Все, что там происходит,
включая церковную жизнь, вызывает повышенный интерес. Но
представители Русской Православной Церкви крайне скупы на
комментарии. Почему?
– Мы руководствуемся в первую очередь принципом «не навреди».
Потому что, попав в логику войны, уже невозможно из этой логики
вырваться. А сама попытка отвечать на подобные вопросы очень
часто навязывает нам подобный путь. Церковь же не может
встраиваться в эту логику, так как среди ее паствы есть люди с
разными политическими убеждениями.
Каноническая территория Русской Православной Церкви
распространяется на многие страны. Их границы менялись и могут
меняться. В храм приходят люди разных политических взглядов.
Поэтому бессмысленно спрашивать, почему Церковь «не
комментирует» ситуацию на Украине.
Церковь возвышает свой голос, когда страдают люди, когда
разрушают храмы, больницы и жилые дома. Когда захватывают
заложников, будь то журналисты или наблюдатели ОБСЕ.
– Однако с декабря прошлого года, начиная с Майдана,
мы то и дело видим в теленовостях представителей разных
конфессий, солидаризирующихся с той или иной стороной
противостояния.
– Кроме официальных представителей Украинской Православной
Церкви – она никакой политической позиции не заняла. Это общая
позиция Русской Православной Церкви. Позиция пастырская и
единственно возможная для Церкви.
– Но Церковь – это люди и, судя по заявлениям
отдельных иерархов, им далеко не всегда удается сохранить
нейтралитет. Кроме того, после кончины Предстоятеля УПЦ и перед
выборами нового возобновились разговоры о возможности
объединения всех православных церквей Украины в одну,
автокефальную. Это возможно?
– Мы все молимся об уврачевании раскола на Украине и верим, что
с Божией помощью это возможно. Но это может свершиться только
путем возвращения наших братьев, уклонившихся в раскол, а не
некоего слияния раскольников с канонической Церковью по итогам
торга. Украинская Церковь таких сделок заключать не будет.
Так называемый Киевский Патриархат существует уже без малого
четверть века, и никто в православном мире его не признает. Ведь
в каноническом пространстве уже существует единственная и
независимая Украинская Православная Церковь Московского
Патриархата.
Она не только самостоятельна, но сама оказывает огромное
духовное и административное влияние на жизнь Русской
Православной Церкви в целом, участвуя в работе высших
общецерковных органов власти.
– В 2016 году планируется Всеправославный Собор. Кто
будет на нем представлять украинское православие?
– Русских, украинцев, белорусов и многие другие народы на соборе
будет представлять Русская Православная Церковь. Представители
Украинской Православной Церкви Московского Патриархата будут в
составе единой делегации. Всеправославный Собор – это Собор
Поместных Православных Церквей. Так что и Японская Православная
Церковь, к примеру, тоже будет представлена в составе нашей
делегации. И процедура принятия решений на соборе будет не
демократической, а консенсусной, и у каждой будет право вето.
Почему это важно? Чтобы избежать ситуации, когда какая-то
Церковь проголосует против, потому что понимает, что это решение
не поддержит паства, но оно все-таки будет принято большинством
голосов на Соборе, а приедут домой – и не смогут воплотить такое
решение в жизнь.
– У нас во всех церквях каждый день молятся о мире
на Украине. Почему же там становится все хуже и хуже?
– «Молиться за людей – кровь проливать», – говорил старец Силуан
Афонский. Не просто вздохнуть: ах, пусть всем будет хорошо! – и
вернуться в фейсбук или к каким-то своим делам. У каждого
человека, даже абсолютно неверующего, наверняка были в жизни
моменты, когда тяжело болел кто-то из самых близких, или человек
оказывался в трагической ситуации, или в большой опасности, и он
всем своим сознанием, всей волей, всеми силами организма
сосредотачивался на одной точке. Все остальное в такие минуты
просто перестает для тебя существовать. Так что, никому не надо
объяснять, что такое молитва.
Но нужно, наверное, все время об этом напоминать. Вот и
митрополит Сурожский Антоний писал о том, что Церковь призывает
не к «той легкой молитве, которую мы возносим из успокоенности
нашей», а к той, которая не дает покоя, которая рождается из
бессонных ночей «от ужаса сострадания» и которая уже не
позволяет просто вернуться ко всяким привычным пустякам.
– Но ведь сейчас многие побросали «привычные
пустяки» и занимаются помощью украинским беженцам.
– Действительно, сейчас очень многие в порыве искреннего
сострадания собирают деньги, закупают гуманитарную помощь,
организуют ее доставку, помогают вывозить беженцев, расселяют
их, стараются обеспечить работой. И Церковь в этом активно
участвует. И это замечательно. Но порыв может пройти, а люди-то
эти – многие – у нас останутся. За новейшую историю России мы
принимали несколько волн беженцев – у нас разный, в том числе
горький, опыт: порой, когда проходят первый шок и первая
благодарность, возникают проблемы.
Для многих именно тогда и начинается настоящая школа
христианского милосердия, христианской любви.
Для чего-то же все это попускается Богом. Может, для того, чтобы
наше христианское чувство, подлинно христианская любовь
проявлялись не только тогда, когда человек в благородном порыве
отдает беженцам свой только что построенный дом, а когда он
понимает, что они будут теперь там жить долго или даже всегда –
без обратного билета. Наверное, кто-то это выдержит, кто-то нет,
но нужно внутренне к этому готовиться. А заодно и к тому, что и
у этих людей может круто поменяться настроение.
– У нас оно тоже может поменяться. Уже сейчас больше
обсуждают санкции. Это тревожный симптом?
– Наше время дает много возможностей чувствовать себя приличным
человеком, поставив лайк в Facebook или перепостив чью-то
просьбу о помощи. А если не одну, да еще каждый из твоих друзей
сделал то же самое, можно с чистой совестью поставить галочку в
графе «добрые дела». Это очень опасно. Потому что настоящая
молитва, как и настоящая помощь – это тяжелый труд. Недаром же
лепта вдовицы стала безусловным общекультурным примером.
Пока нас никто еще всерьез «на вшивость» не проверял. И я
надеюсь, что, по крайней мере, церковные благотворители с этим
испытанием справятся. Очень высоко оцениваю деятельность нашего
Синодального отдела по церковной благотворительности и
социальному служению – они настолько вникли во все сложности
нынешней ситуации, и люди там есть, и опыт тоже. Они, с одной
стороны, берут на себя рутинные административно-хозяйственные
функции, но при этом не превращаются в какую-то бюрократическую
структуру, и это дает надежду, что и все мы будем и дальше
поступать по-христиански.
– Поступать по-христиански означает жить
по-христиански? Не иногда, не в эмоциональном порыве, а изо дня
в день. А много ли людей на это способны?
– Попробую провести аналогию, хотя любая аналогия условна. В IV
веке, когда на христиан прекратились гонения, когда исповедовать
свою веру уже не нужно было ценой жизни и христиан стало гораздо
больше, родилось монашество. Люди, задолго до Алеши Карамазова
осознавшие, что не могут отдать вместо «всего» два рубля, а
вместо «иди за Мной» ходить лишь к обедне, получили мощную
мотивацию.
Или вот, к примеру: сейчас закончился «университетский призыв»
семинаристов, который был в 1980-90-х, теперь в семинарию
поступают прямо из школы – той самой школы, к которой сегодня
столько вопросов. Изменится ли от этого духовенство? Конечно. Но
и сто лет назад к священникам и монахам тоже было много
претензий, часто вполне обоснованных. И вот эти не безупречные,
очень разные по своим человеческим качествам, интеллекту и
образованию люди через несколько лет стали мучениками и
исповедниками нового времени. Хотя кому-то тогда казалось, что
они на это не способны.
Вот и мы на многое не способны. Но Господь и нам может создать
такие условия, когда мы проявимся, – кто-то сможет, кто-то нет.
– Выходит, чтобы жить по-христиански, нужны все
время какие-то страдания? Но ведь люди даже в церкви молятся,
чтобы Бог их от страдания избавил…
– И это нормально. Даже апостол Павел много раз просил Бога
избавить его от «жала в плоть» – видимо, от какой-то болезни. И
получил ответ: «Довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя
совершается в немощи». Ведь, кроме как этими постоянными
щелчками, иногда очень сильными и болезненными, никакими другими
способами заставить нас сконцентрироваться на том едином, что
действительно важно, зачастую невозможно. У нас столько дел и
забот, что порой только сильная встряска может заставить нас
выскочить из этого круговорота.
Вот сейчас все возбужденно обсуждают санкции. Многие осознали,
что это неизбежно скажется и на их частной жизни. Но мы за
последние годы настолько расслабились, нам стало уже так
привычно жить комфортно, что сама мысль, что придется этим
комфортом отчасти поступиться, вызывает панику. Я совсем не
против бытового и прочего комфорта, скорее, наоборот. Просто,
несмотря на наши «за» и «против», ситуация все равно может
измениться. И надо и в ней суметь остаться христианами.
– А разве нужно было жить в соответствии с народной
мудростью: не жили хорошо, нечего и привыкать?
– А это не так просто, особенно когда у тебя нет личного опыта
преодоления трудностей. А даже если и есть – к хорошему
привыкаешь быстро. Это же так легко затягивает: ты вроде бы все
такой же и в жизни своей ничего радикально не меняешь, и вдруг –
бац! – у тебя уже хороший автомобиль, сотрудники-помощники,
кабинет, и ты жалуешься, что телефоны звонят, не переставая. А
если завтра они замолчат?
Если у тебя вообще не будет никакой связи, потому что ее нечем
будет оплатить? Обстоятельства бывают разные. И отношение к ним
определяется твоим мировоззрением. Что должно измениться, когда
человек приходит в церковь? Угол зрения, отношение к
происходящему.
Трагические времена гонений на христиан в России давно в
прошлом. И когда мы с воодушевлением говорим, через какие
страдания ради Христа прошли новомученики и исповедники
российские, мы редко спрашиваем себя: а мы-то готовы идти путем
наших отцов и дедов? Не сломаемся ли на иных, простых, житейских
проблемах? Просто жить по Евангелию – это и есть самый главный
вызов.
Никто не призывает бежать навстречу страданиям. Но христианин не
должен от них убегать. Моя любимая молитва – оптинских старцев:
«Дай мне с душевным спокойствием встретить все, что принесет мне
наступающий день». Не «все, кроме отключения горячей воды и
невозможности покупать в супермаркете любимый французский сыр»,
или «все, кроме того, с чем я не согласен по политическим
мотивам».
Там нет сноски: в ситуации международных конфликтов это не
действует, и ты можешь с утра до вечера рыдать и перестать быть
христианином.
Когда моя новорожденная дочь попала в реанимацию, я просил всех
знакомых священников молиться о ее выздоровлении, и один из них
мне сказал: «Я помолюсь, конечно, но имейте в виду: с точки
зрения спасения она сейчас в гораздо лучшей ситуации, чем вы». И
это был для меня двойной шок – первый, когда он это сказал, а
второй – когда я подумал, что, в общем-то, он прав.
Беседовала: Марина Борисова
РИА Новости
19 сентября 2014 года
|