Чудеса В издательстве «Никея» вышла книга
священника Александра Дьяченко «Плачущий Ангел». Яркие, современные и необычайно глубокие
рассказы отца Александра завораживают читателя с первых строк. В чем секрет
автора? В правде. В правде жизни. Он ясно видит то, что мы научились не
замечать — то, что доставляет нам неудобство и беспокоит совесть. Но здесь, в
тени нашего внимания, не только боль и страдания. Именно здесь — и
несказанная радость, ведущая нас к Свету. Предлагаем вниманию читателей
рассказ из книги. Тетя
Валя, моя бывшая соседка, всякий раз, как ложилась в больницу, звала меня ее причащать.
Сама она в храм не ходила — не могла выстоять службу. Когда-то, уже в зрелом
возрасте, пришла в храм и простояла всю службу, не сходя с места. Подошвы ног
у нее потом горели, и после этого она не смогла себя заставить прийти еще
хотя бы раз. «Разве
можно объять необъятное?» — спрашивал я ее тогда. В
Церкви нельзя на «забег» длиной в целую жизнь выбегать как на стометровку.
Нельзя с ходу, наскоком постичь Бога нашим поврежденным сердцем и судить о
Церкви пораженным страстями умом. В больницу, считала тетя Валя, батюшка уже
сам обязан идти. Каждый
год тяжелейший бронхит укладывал ее на больничную койку, и всякий раз, только
причащаясь Святых Христовых Таин, она возвращалась к жизни. Так было
несколько лет подряд, а в итоге подвело сердечко, прямо на Благовещение. В
одно из таких посещений я захватил с собой лишнюю частичку Святых Даров. Спрашиваю
медсестру: «Нет ли у вас какого-нибудь безнадежно больного, но только чтобы в
разуме был человек?» Думаю: все равно мне потом его отпевать, может, кого и
подготовить получится. С этим у нас плохо — не хотят люди уходить из жизни
по-христиански. Откладывают исповедь и причастие на такое «потом», что
остается только руками разводить. Боятся батюшку пригласить, примета, мол,
плохая. Если пригласишь — непременно помрешь. Без него еще, может, и
выкарабкаешься, а с попом — уже точно не жилец! Иногда отказ от причастия
мотивируется брезгливостью. Старенькая бабушка, лет за восемьдесят, раковая
больная, страдает от водянки, разлагается уже при жизни. —
Мать, давай батюшку пригласим, покаяться тебе нужно, святыню принять! —
Нет, брезгую я из одной ложки! А
то, что ею самой могут побрезговать, до сознания человека не доходит… Провели
меня в палату. В ней отдельно, видимо, чтобы не смущать других больных, тихо
умирала женщина. Помню, звали ее Ниной. Взгляд — безучастный ко всему, голос
еле слышен. Сестра говорит мне: «У нее пролежни уже до костей». Я потом видел
их, Нина сама мне показывала. От копчика до поясницы и на пятках — широкие
полосы, цветом напоминавшие офицерский ремень. Не было у нее ни газет, ни
книжек, ни телевизора, не стояли на тумбочке и обычные в таких местах
маленькие иконочки. Я
присел рядом и спросил у Нины: «Вы верите во Христа?» Она сказала, что много
слышала о Нем, но конкретно ничего не знает. Я рассказывал ей о Христе, о Его
любви к человеку, о Церкви, которую Он основал и за которую умер. Она
внимательно слушала меня, и когда я спросил ее, не хочет ли она принять
Святое причастие (а тянуть с предложением было нельзя — никто не знал, доживет
ли она до завтрашнего дня), Нина согласилась. Она
действительно принесла покаяние, как смогла, конечно, и причастилась. Перед
причастием я предупредил ее, что Бог волен сохранить ее на земле, но она
должна обещать Ему, что оставшуюся часть жизни проведет в храме. Нина
пообещала: если выживет, то будет жить совсем другой жизнью, и заплакала. Потом
я приходил к ней еще раз, принес Евангелие. Когда вошел в палату, увидел Нину
стоявшей у окна. Удивительно, но после причастия ее состояние совершенным
образом изменилось. Нина внезапно и резко пошла на поправку, ей осталось
только залечить пролежни и выписаться домой. Наши медики не могли объяснить
причину столь непонятного выздоровления фактически обреченного на смерть
человека. На их глазах произошло настоящее чудо. С
тех пор я нередко встречал Нину в поселке и ни разу не видел в храме. Я
напоминал женщине об обещании, данном ею перед причастием, но она всякий раз
находила причину, почему до сих пор не нашла времени даже просто зайти в
храм. Почти год Нина докладывала мне о своих успехах на даче: «У меня трое
мужиков, батюшка, мне их всех кормить нужно, вот и тружусь не покладая рук!» Где
бы ни происходила наша встреча, Нина всегда бурно приветствовала меня. Я напоминал
ей о ее словах, сказанных на смертном одре. «Неужели ты не понимаешь, что
если не исполнишь свое обещание, то умрешь?» Нина на мои слова всегда как-то
отшучивалась, пока уже поздней осенью, после окончания всех
сельскохозяйственных работ, не сказала мне жестко и определенно: «Я никогда
не приду к тебе в храм. Неужели ты этого до сих пор не понял? Я не верю ни
тебе, ни в твоего Христа». Не
знаю, как сейчас живет Нина, и жива ли она вообще. Но я больше не встречал ее
в поселке. Никогда с тех пор не встречал… Недавно
друзья отвезли меня к одной моей старой знакомой, назову ее Надеждой. Мы
виделись с ней года три назад. Надежда по-человечески очень несчастна. В свое
время болезнь сделала ее кости настолько хрупкими, что почти каждое падение
приводило к какомунибудь перелому. А потом еще и злокачественная опухоль в
довершение всех бед… Муж ее к тому времени уже умер, детей супруги не нажили,
да и из родственников практически никого не осталось. Надежда была обречена
на одинокую и мучительную кончину, если бы не встретила гастарбайтера из
Узбекистана по имени Камил. Не знаю уж, что могло привлечь Камила в Надежде,
но сам он, человек немолодой и одинокий, взял на себя заботу об этой
несчастной женщине. Камила я знал хорошо, он целый сезон отработал у нас,
ремонтируя колокольню. Правда, тогда я не разглядел в нем тех качеств, о
которых узнал потом. Так
вот, именно Камил заявил Надежде о необходимости пригласить к ней на дом
отца, так меня называли наши строители-узбеки. «Отец
помолится, и тебе станет легче, — убеждал он Надежду. — Нужно молиться, Надя.
Я буду молить Аллаха, а ты молись Христу, и Он тебе обязательно поможет!» Надежда
впоследствии рассказывала мне, как Камил убеждал ее начать молиться и как ей
было трудно преодолеть свое неверие и решиться на разговор со священником.
Прежде она ни во что не верила, зализывала в одиночестве свои раны и
готовилась умирать. Все в ее жизни было жестко и определенно, а тут вдруг
какая-то ирреальность… Итак,
друзья привезли меня домой к Надежде. Она знала, что я буду предлагать ей
принять причастие, а для этого ей нужно было хотя бы не курить с утра, но
она, конечно же, выкурила пару сигарет. Помню, как суетился Камил, как он был
рад принимать отца в качестве почетного гостя в своем доме. Надежда лежала в
постели с очередным переломом. Общий
язык мы с ней нашли на удивление легко. Она всю жизнь проработала простым
маляром на стройках, а я десять лет — рабочим на железной дороге. Это
обстоятельство нас, наверно, и сблизило. Она думала, что увидит перед собой
нечто из другого мира, а пришел такой же работяга, как и она сама, и нам было
о чем поговорить. Я рассказывал ей о Христе и Его страданиях, а она мне — о
своих болях. В
конце концов я услышал от нее то, чего ждал. Она сказала, что хотела бы
верить во Христа и, наверное, стала бы христианкой, но, очевидно, не судьба… «Надежда,
— ответил я ей тогда, — если ты действительно Ему поверишь, то Он может
сохранить тебе жизнь и поставить на ноги. Но потом ты уже не выйдешь из
храма. Если ты на это твердо решишься, все так и произойдет». Она обещала. Удивительное
дело, но думаю, что Надежда исцелилась по вере мусульманина-гастарбайтера. Ее
нога немедленно срослась, и женщина впервые за несколько лет вышла из дома
без костылей. Дальше — больше, ее сняли с учета как онкологическую больную.
Прошло больше года; она ходила по городу, посещала друзей, но так и не нашла
времени хоть раз зайти в храм, что стоит рядом с ее домом. Чудеса… Чем
можно объяснить такую неблагодарность Тому, Кто только что так волшебно
даровал тебе еще один шанс на жизнь? Понятное дело, даровал не ради
телевизора с его бесконечными сериалами и прочей ерунды, а на покаяние. Я
знал, что ее болезнь вернется. Так и случилось: вновь — больничная койка и
кучи лекарств. Спасибо,
что хоть Камил не оставляет — вот уже десять лет живут вместе. И вот на
первой неделе Великого поста Надежду привезли к нам на службу. Снова мы
разговаривали с ней о грехе, снова я готовил ее к причастию. Она знала, что
будет причащаться, знала, что ей нужно хотя бы утром воздержаться от курения,
но, конечно же, накурилась. Иного я и не ожидал, но, тем не менее, допустил к
причастию, потому что, возможно, это ее последняя возможность побывать в
храме. Причащал и думал, а вдруг Господь
даст ей еще один шанс? Кто знает, но я почему-то сомневаюсь… |