8 сентября 2012 года

Как привить культуру нашей молодежи

Событие, о котором я хочу рассказать произошло давно, однако и сейчас я помню, все происходившее до мельчайших подробностей.

Мой отец, предложил мне, в то время студенту 4-го курса Ухтинского индустриального института, пойти вместе с ним, на концерт, послушать русские народные романсы в исполнении народного артиста СССР Бориса Штоколова, приехавшего в Ухту. Концерт должен был состояться в центральном доме культуры. Предложение было очень необычным, я знал, как любит мой батя русские романсы, и чтобы сделать ему приятное, не стал отказываться от предложенного культпохода.

И вот, вечером, одевшись поприличнее, мы пошли на концерт. Небольшой зал ЦДК был полон, свободных мест не было, в проходах, на приставных стульях сидели те, кому не удалось приобрести билет. Зал негромко гудел, с нетерпением ожидая прекрасного действа. Откровенно говоря, мне не верилось, что столь известный певец выйдет сейчас на сцену и продемонстрирует нам свое мастерство. Однако опасения мои оказались напрасными, с небольшим опозданием Борис Штоколов вышел на сцену. Зал встретил заслуженного артиста громкими овациями.

Мы с отцом сидели в первом ряду, и мне очень хорошо было видно лицо артиста, на котором отразилось некоторое смущение, от столь теплого, восторженного приема. Весь его вид словно говорил: да полноте, я ведь еще не выступал, а вы уже так хлопаете мне. Это его смущение глубоко тронуло меня, невольно я сравнил его поведение на сцене, с поведением большинства музыкантов из вокальных коллективов, которые бывали у нас на гастролях.

Поклонившись, он сделал несколько успокаивающих жестов, словно пытаясь сказать зрителям – вы меня поприветствовали, спасибо, а теперь дайте поработать мне. Перед началом концерта Борис Штоколов извинился перед нами, сказав, что еще не совсем оправился от простуды, поэтому в первом акте он будет петь не очень громко, чтобы поберечь голосовые связки.

И вот артист начинает свою программу. Затаив дыхание я слушал дивные звуки его могучего баса, голосом своим он владел в совершенстве, и даже понимая, что он еще только распевается, опасаясь брать высокие ноты, я ощущал, сколь безграничен талант этого большого человека, с доброй детской улыбкой. Завораживающее действо первого акта продолжалось минут тридцать, время пролетело незаметно. Был объявлен антракт. Мы вышли с отцом в фойе, разговаривать не хотелось, я отошел в сторонку, прислонившись к колонне, пытаясь осмыслить увиденное и услышанное. Перерыв прошел, публика потянулась в зал, заняли свои места и мы.

Началось второе отделение концерта. Мощный бас певца легко и свободно брал самые трудные ноты, казалось, его задушевный голос проникал в самые сокровенные тайники моей души. Ничего подобного «вживую» мне слышать не доводилось, правда в восьмидесятые годы по телевизору регулярно показывали концерты наших оперных певцов, однако восприятие с экрана несравнимо с непосредственным присутствием на концерте исполнителя, когда у тебя возникает некий незримый контакт с человеком или коллективом на сцене. В этом я убеждался много раз, бывая на концертах самых разных исполнителей. На всю жизнь у меня осталась память об этом вечере, как об одном из самых прекрасных вечеров в моей жизни.

И хотя я и после этого концерта увлекался западными исполнителями, однако, как я сам заметил, очень скоро собирание пластинок и магнитофонных записей «кумиров» сошло на нет, прошел непонятный ажиотаж, из «фаната» я превратился в простого слушателя.

Второе, аналогичное по силе, потрясение я получил, уже, будучи взрослым человеком. Взяв отпуск зимой, я решил поехать, подлечиться в один из кировских санаториев. Выбор мой пал на «Колос». Мой товарищ посоветовал поехать именно туда, поскольку места там удивительно красивые, сам санаторий не большой, кормят прилично, процедуры разнообразные. Посетителей в зимние месяцы там не много, поэтому ими дорожат.

Скрашивая свой вечерний досуг, я решил посетить кинозал, где каждый вечер на сцене проходили выступления артистов местной, кировской филармонии. Шел на концерт с некоторой безысходностью, поскольку выбора не было, телевизор надоел, а толкаться на дискотеке с местной молодежью и отдыхающими пенсионерами не хотелось. Помнится, в тот вечер выступало трио баянистов и молодая солистка, исполняющая русские народные песни. Зал был почти полон. На концерт я взял кинокамеру, решил поснимать местных знаменитостей. Конферансье открыл концерт и объявил первый номер, где трио музыкантов исполняли какое-то западное произведение. С первых же аккордов я понял, на эстраде крепкие профессионалы, не зря кушающие свой хлеб. Приняли их тепло, аплодисменты были продолжительными и искренними. Далее они исполнили еще несколько номеров и на сцену пригласили солистку – молоденькую девчушку, в русском сарафане, со стройными ногами и задорным симпатичным личиком. Под аккомпанемент баяниста она стала исполнять песню «Синий платочек» из репертуара Клавдии Шульженко. Я много раз слышал эту прекрасную, задушевную песню из уст Клавдии Ивановны и многих других звезд нашей эстрады. Однако то, что я услышал здесь, на небольшой эстраде провинциального санатория, потрясло меня до глубины души. Передо мной стоял не просто талантливый исполнитель, коих бесчисленное множество в нашей глубинке, передо мной стояла звезда мирового уровня, и похоже девочка прекрасно это понимала. Ее необыкновенный по силе и красоте голос без видимого усилия брал самые высокие ноты, интонации, краски исходящего звука были безупречны по точности и правильности расставляемых акцентов.

Я не специалист, но поверьте, любой человек, когда он соприкасается с настоящим талантом, осязает это, какими-то глубинными, интуитивными чувствами. Так ребенок мгновенно понимает на подсознательном уровне, какой дядя перед ним стоит - добрый или злой, стоит ли ему заплакать, на всякий случай, или улыбнуться, распахнув навстречу искреннюю доверчивую душу.

В моей жизни было несколько таких знаковых моментов, когда, неожиданно, вдруг, я начинал понимать то или иное произведение. Так было со мной в Крыму в Ливадии, куда, будучи студентом, я поехал на экскурсию. В Воронцовском дворце в тот период была выставка живописи, на которой были представлены как современные авторы, так называемого соцреализма, так и дореволюционные – Айвазовский, Крамской, Коровин, Поленов и другие.

Однако не классические полотна, написанные подлинными мастерами и не современные авторы, изображавшие промышленные пейзажи, больше всего поразили случайного посетителя. Меня потрясла картина неизвестного художника, фамилию его я не смог разобрать, на которой был изображен солдат, судя по всему, вернувшийся с фронта. Он стоял спиной к зрителю, на фоне исковерканного войной черного поля. Зримо вся Россия представилась мне в этом образе, искореженная, искалеченная, но не сломленная, несущая в себе зарождающуюся жизнь, в виде пацана, который, обхватив ручонками папкины колени, уткнулся лицом в полу его шинели.

И вот видя и слыша, как поет эта молодая девушка, я вдруг с горечью осознал, что никогда не пробиться ей на самый «верх» российской эстрады. Потому что такие таланты там не нужны, поскольку все места на «Олимпе» давно и на многие десятилетия наперед уже заняты.

Концерт закончился через час с небольшим, но долго еще благодарная публика не отпускала со сцены полюбившихся артистов. В дальнейшем я каждый вечер посещал небольшой уютный зал санатория, посмотрел выступления танцоров, артистов оригинального жанра, клоунов, певцов, короче, почти весь состав кировской филармонии. И был приятно поражен их высочайшим исполнительским мастерством. Невольно, практически все выступления, я сравнивал с тем, что предлагают нам на центральных каналах, и вы знаете, почти всегда сравнение было не в пользу сытых и богатых «мэтров» нашей эстрады.

Видя, что показывают сейчас по всем программам нашего телевидения, я порой задаю себе вопрос – а зачем все это делается? Какую цель преследуют руководители телеэфира выставляя на первое место новостной ряд катастроф, убийств, переворотов. Что хотят они поселить в наших душах, в душах наших детей? Как мы будем строить нашу великую страну, когда из молодого поколения целенаправленно вытравляется патриотизм. Когда повсеместно прививается культ безнаказанности, насилия, разврата. В самое лучшее просмотровое время демонстрируются грязные эротические картины антихристианской направленности, бессмысленные боевики, прославляющие американских солдат удачи, фильмы-ужасы.
Как важно в наше непростое время задавать молодежи некий эталон вкуса, показывая, хотя бы по телевизору, исполнителей уровня Бориса Штоколова. Чтобы наша смена знала, что помимо рок и поп культуры есть еще и высочайшая культура русского романса, что помимо картин абстракционистов, есть еще огромный пласт невостребованной живописи великих русских художников. Молодой человек, увидевший настоящее искусство, мне кажется, получит мощный заряд иммунитета, позволяющий устоять против всепроникающего воздействия западной псевдокультуры.

Борис Штоколов:

28 июня 2012 года

Церковная «справа» и ее последствия

Исправление богослужебных текстов в России предпринималось неоднократно, процесс этот естественный, поскольку богословская мысль не стоит на месте, постоянно вносятся какие-то дополнения и изменения. Однако люди, вступающие на этот непростой путь должны четко представлять, сколь он опасен, как легко от благих намерений перейти к огульной критике, предать забвению православные традиции, сотворить непоправимое.

Одной из наиболее мрачных страниц в истории русской церкви явился раскол, произошедший в 17 веке, разделивший сторонников и противников реформы на два непримиримых лагеря. Отголоски его до сих пор то тлеют, то вспыхивают в недрах нашей Матери-Церкви.

«В начале XVI века о необходимости исправления книг заговорили не только духовные власти, но и светские. В 1515 году Великий князь Василий III попросил игумена Ватопедского монастыря, что на Афоне, отправить грамотного монаха, для исправления богослужебных текстов. В качестве переводчика братия выбрала Максима Грека (в миру – Михаил Триволис), ученого монаха, который прибыл на Русь в 1518 году» ( www.historicus.ru/raskol/ ).

Максим Грек выступил в качестве переводчика и ученого-филолога, выделяя разные способы толкования Священного писания – буквальный, иносказательный и духовный (сакральный). Принципы филологической науки, которыми пользовался Максим, являлись самыми передовыми для той эпохи. Он имел глубокие познания в области богословия и светских наук. Однако закончить работу не смог, слишком неподъемной оказалась она для одного человека.

Проблема с пересмотром книг вновь остро заявила о себе во время правления Ивана IV Грозного. В феврале 1551 года, по инициативе митрополита Макария, был созван собор, приступивший к «церковному устроению», выработке единого пантеона русских святых, введения единообразия в церковную жизнь, получивший название Стоглавого.

«…Верх одержали сторонники старины, и под страхом проклятия Стоглав запретил «трегубую [т.е. произносимая троекратно] аллилуйю» и троеперстное знамение, признал преступлением против догматов веры бритье бороды, усов. Если бы Макарий столь же яростно принялся вводить троеперстное знамение, как это сделает позднее Никон, раскол наверняка произошел бы раньше» (http://www.historicus.ru/raskol ).

В 1645 году самодержцем Российским стал Алексей Михайлович Романов, получивший в истории прозвище «Тишайшего». Во время его правления к России была присоединена левобережная Украина. В перспективе Алексей Михайлович видел объединение православных народов Восточной Европы и Балкан. Но на Украине крестились тремя перстами, в Московском государстве – двумя. Следовательно, царь стоял перед проблемой идеологического плана – навязать всему православному миру, который давно уже принял нововведения греков, собственные обряды, либо подчиниться господствовавшему троеперстному знамению. Царь решил принять нововведения греков.

Большие проблемы в Русском государстве вызывала необходимость переписи священных книг. Как известно, книгопечатание на Руси не существовало почти до конца XVI века, поэтому священные книги переписывали от руки. Разумеется, при этом неизбежно совершались ошибки, искажался первоначальный смысл, следовательно, возникали разночтения в трактовке обрядов и смысле их исполнения.

Особое внимание в церковной реформе занимала дилемма – насколько обоснованно креститься тремя (двумя) перстами? Данный вопрос является очень сложным и отчасти противоречивым – никониане и старообрядцы толкуют его по-разному, разумеется, отстаивая собственную точку зрения. Обратимся к некоторым деталям.

«Во-первых, православие Русь приняла, когда византийская церковь следовала Студийскому уставу, ставшему основой русскому (Владимир Красное Солнышко, крестивший Русь, ввел крестное знамение двумя перстами). Однако в XII - XIII вв. в Византии получил широкое распространение другой, более совершенный, Иерусалимский устав, являвшийся шагом вперед в богословии, в котором и провозглашалось троеперстное знамение, «трегубая аллилуйя», отменялись поклоны на коленях, когда молившиеся били челом о землю и др.

Во-вторых, строго в древневосточной церкви нигде не установлено, как надо креститься. Поэтому крестились и двумя, и тремя, и даже одним перстом (например, во времена константинопольского патриарха Иоанна Златоуста в конце IV века.)! С XI века в Византии крестились двумя перстами, после XII в. – тремя; правильным считались оба варианта (в католицизме, например, крестное знамение осуществляется всей рукой)» ( www.historicus.ru/raskol ).
Алексей Михайлович первым из русских царей всерьез задумал воссесть на дpевний византийский пpестол, встать во главе всего пpавославного миpа. Поскольку «считал себя приемником дpевних гpеческих импеpатоpов не только в делах веpы и благочестия, но и законным наследником их цаpства, веpил, что ему или его пpеемникам суждено в будущем владеть самим Константинополем и всеми пpавославными наpодами, томящимися под туpецким игом… Поэтому цеpковное единение он считал пеpвою и необходимою ступенью будущего политического единения» (www.liturgica.ru/bibliot/kutuzov2.html).

Hадо сказать, что сама по себе идея объединения всех пpавославных наpодов под деpжавой pусского цаpя возникла задолго до Алексея Михайловича. После падения Византии в 1453 году у pусских не было сомнений, что ее духовной наследницей стала Россия. В 1516 году стаpец Филофей в послании к великому князю Василию III пишет ставшие впоследствии знаменитыми слова: «Вся хpистианская цаpства снидошася в твое едино, яко два Рима падоша, тpетий – Москва, стоит, а четвеpтому не быти... Един ты во всей поднебесной хpистианом цаpь». ( www.nasledie.russportal.ru ).

Рим тоже был заинтересован в материализации этой идеи, так как мечтал при помощи русского оружия победить турок, внушая московским царям мысль о необходимости отвоевания у неверных Константинополя.

Так, «Викарий всего севера», папский легат Антонио Поссевино, приехав в Москву, вручил цаpю Ивану Грозному книгу о Флорентийской унии, … этим подаpком он сpазу дал понять, что все беды России легко испpавимы, если pусские не погнушаются пpинять унию. На этот лукавый соблазн Иван IV ответил: «Что же до Восточной импеpии, то Господня есть земля; кому захочет Бог, тому и отдаст ее. С меня довольно и своего госудаpства, дpугих и больших госудаpств во всем свете не желаю». ( Митp. Макаpий (Булгаков). Истоpия Русской Цеpкви. Спб. 1877, т.8, с. 390.)

И восточные иеpаpхи постоянно увещевали русских царей начать поход против турок с целью взятия Цаpьгpада. Иерусалимский патpиаpх Паисий в свой приезд в Москву убеждал царя Алексея заключить союз с гетманом Хмельницким, с мутьянским и волошскими воеводами для общих действий против турок.

Итак, семена, посеянные льстецами и врагами Руси, попали на благодатную почву. Царь Алексей Михайлович и его ближайшее окружение стали искать исполнителя задуманного грандиозного проекта. На столь ответственный пост протопоп Стефан Вонифатьев рекомендовал царю архимандрита Никона, игумена Новоспасского монастыря.

И 25 июля 1652 года Никон, будучи в то время уже митрополитом Новгородским и Великолукским, был торжественно возведен на престол патриархов Московских и Всероссийских.

До своего патpиаpшества Никон, как и все pусские в то вpемя, весьма подозpительно относился к совpеменным гpекам, считая, что истинное благочестие сохpанилось только у pусских. Эти воззрения он часто высказывал откpыто и после пеpеселения в Москву, когда сделался аpхимандpитом. Однако, став патриаpхом, Hикон вдpуг заявляет себя завзятым гpекофилом. А давно ли говаривал: "Гpечане и Малые России потеpяли веpу и кpепости и добpых нpавов нет у них, покой и честь тех пpельстила, и своим нpавом pаботают, а постоянства в них не объявилося и благочестия нимало". Войдя в ближайшее окpужение цаpя, патриарх Hикон был посвящен в тайну "гpеческого пpоекта" и сделал соответствующие выводы.

Началась кампания по исправлению церковных книг и обрядов. Занимались этой работой с богослужебными книгами папские агенты - Паисий Лигарид, Арсений Грек, Епифаний Славинецкий, сознательно редактируя их по новогреческим образцам так, чтобы внести еще большую сумятицу и раздражение в души верующих. Растет напряжение в обществе, которое усугубляется резкими непродуманными заявлениями и действиями Патриарха Никона.

На соборе 1666-67 годов противники реформ предаются анафеме, отлучаются от Церкви. А первопричиной церковной «справы» патриарха Никона, расколовшей русское общество, стало властолюбивое желание Алексея Михайловича материализовать идею мирового православного царства, основанную на теории «Москва – третий Рим», получившей в данную эпоху второе рождение.

И вполне обоснованно кpупный цеpковный истоpик, пpофессоp Московской духовной академии H. Ф. Каптеpев заключает, что «цаpю Алексею Михайловичу главным образом pефоpма обязана своим началом, своим проведением пpи Hиконе и своим завершением после удаления Никона». Поэтому и pефоpму спpаведливее было бы назвать «Алексеевской».

Вот что писал Каптерев в своей книге в 1912 г : «Осуждение Собоpом 1667 г. pусского стаpого обpяда было, как показывает более тщательное и беспpистpастное исследование этого явления, сплошным недоpазумением, ошибкою и потому должно вызвать новый собоpный пеpесмотp всего этого дела и его испpавление, в видах умиpотвоpения и уничтожения вековой pаспpи между стаpообpядцами и новообpядцами, чтобы pусская Цеpковь по-пpежнему стала единою, какою она была до патpиаpшества Hикона».

Итак, если стаpые обpяды pавночестны новым, то пpежде всего возникает вопpос: а была ли Hиконова pефоpма нужна вообще?

Поместный собоp Русской Пpавославной Цеpкви 1971 г. тоpжественно постановил отменить клятвы (анафематствования), наложенные в XVII в. на стаpые обpяды и на пpидеpживающихся их. Стаpые pусские обpяды были пpизнаны "спасительными и pавночестными" новым. В докладе, зачитанном на Поместном собоpе, Hиконова pефоpма была охаpактеpизована как "кpутая и поспешная ломка pусской цеpковной обpядности". Основания для замены двоепеpстия на тpоепеpстие объявлены более чем сомнительными.

Hеожиданным это постановление может показаться лишь тому, кто не знаком с пpоблемой; в действительности же Собоp 1971 г. лишь подвел итог многолетней дискуссии и, говоpя точнее, утвеpдил решения Священного Синода, принятые еще в 1929 г.

Церковный раскол XVII в., можно, не боясь преувеличений, назвать великой национальной катастрофой, последствия которой в 1917 году привели к гибели Российской империи.

Вот почему в наше время так неоднозначно воспринимается в православной среде стремление отдельных ее членов исправить или переписать на новый, «современный» лад старые богослужебные тексты. И если в далеком 17 веке идейные вдохновители реформы преследовали высокую благородную цель – объединения всех православных народов под рукою московского царя, то какие цели преследуют нынешние «реформаторы» не вполне ясно.