Поделись ссылкой с
друзьями |
|
Игры в Олимпиады
Олимпийские игры придумали древние греки. Народ воинственный и
свободолюбивый, они проводили свой век в почти беспрестанной борьбе
и соперничестве. Эллины, разрозненные на сотни племен и полисов,
жаждали всеобщих торжеств, на которых они могли бы увидеть друг в
друге не просто враждебных соседей, но соплеменников, говорящих на
одном языке и молящихся одним и тем же богам. Самые знаменитые
древнегреческие игры, посвященные Зевсу и, по преданию, впервые
устроенные Гераклом, проходили раз в четыре года в дни летнего
солнцестояния в местечке Олимпия в Элиде. Эта гористая область на
северо-западе Пелопоннеса по общегреческим меркам была, в общем-то,
захолустьем – но именно это и позволило ей стать центром, где без
лишних споров могли собраться вместе представители воинственной
Спарты, величавых Афин, богатых Сиракуз и других важных
городов-государств. Уже в IX веке до Р.Х. Олимпиады были знамениты
как крупнейшее общеэллинское празднество, а позднее, начиная с 776
года до Р.Х., стали составляться списки победителей в состязаниях в
беге – олимпиоников. Но в первую очередь Олимпиады были религиозным
торжеством: именно общность религии была той основой, вокруг которой
происходило сплочение эллинов.
Винлок и Мандевиль - талисманы Лондонской олимпиады 2012 года
Соревнования изначально занимали лишь один из пяти дней праздника.
Во время торжеств соблюдалось перемирие, и присущий грекам дух
соперничества принимал во время игр более возвышенный характер –
такой, который мы теперь назвали бы «спортивным». Стремление к
благообразию, свойственное ритуалам, распространялось и на
соревнования: в них действовала строгая система правил, за которой
следили судьи, не допускалось оружие и кровопролитие, а от
участников требовалось быть во всех отношениях честными и достойными
гражданами. Победители пользовались славой и почетом по всей Элладе,
но особенно – у себя на родине. Каждый полис, каждая область
гордились своими олимпийскими победителями[1].
С утратой Грецией независимости политический аспект Олимпийских игр
сошел на нет. Отныне это была просто почтенная традиция. Римляне,
став хозяевами Эллады, в виде исключения получили право участвовать
в играх (куда иностранцы допускались лишь как зрители); но они
больше любили жестокие бои гладиаторов, и из бескровной олимпийской
программы их могли заинтересовать разве что гонки колесниц. В этом
виде состязаний участвовали сами цезари, и пару раз им даже удалось
получить олимпийские венки. А Нерон смог дважды стяжать оливковую
ветвь – в качестве возницы и актера-декламатора (ведь в Олимпии
соревновались не только спортсмены). Но вскоре слава олимпионика
окончательно потеряла былую притягательность. Наступили новые
времена. В могучей империи всеобщий мир и единение достигались
совсем иными средствами. Кроме того, случайное сходство в названиях
элидской Олимпии и отстоящей от нее на сотни километров горы Олимп,
где обитал Зевс и другие боги, оказалось фатальным. По мере увядания
олимпийской религии уходил в прошлое и культовый дух Олимпийских
игр. Людей все больше привлекали иные духовные ценности. Архаические
обычаи, с их примитивным восторгом перед физической силой и узким
полисным патриотизмом, выглядели анахронизмом. Наконец с
утверждением в империи христианства Олимпиады вообще потеряли всякий
смысл.
Такова природа человека: только религия способна укротить присущую
человеку страсть к господству, придать его извечной жажде побед
возвышенный, одухотворенный вид. Пришествие Спасителя и новозаветное
откровение о Царствии Небесном открыли перед человечеством новые,
невиданные горизонты борьбы: борьбы с внутренними грехами, брани за
чистоту и святость. В христианскую эпоху дух борьбы вовсе не исчез у
наследников древних эллинов: он перешел в иную, возвышенную сферу.
Неслучайно «спортивная» терминология часто встречается у святых
отцов: они любят говорить о «соревнованиях», «забегах» и «заездах»
на духовном поприще, где наградой за победы являются венцы совсем
иного рода – непреходящие и нетленные. Само слово «упражнение»
(аскесис), когда-то обозначавшее физическую тренировку, перекочевало
в монашеский лексикон, дав название основному занятию подвижников –
аскезе.
Упадок Олимпиад произошел задолго до их прекращения в христианской
Римской империи. Писавший в начале IV века свою «Хронику» Евсевий
Кесарийский, имевший доступ к лучшим библиотекам, смог отыскать
имена олимпиоников только до 249-й Олимпиады (217 по Р.Х.)[2]: это
говорит о том, что древние игры уже давно вышли из моды. Впрочем, по
инерции они продолжались вплоть до царствования императора Феодосия
I, когда, как считается, во время 292-й Олимпиады (389) в последний
раз в Олимпии возносились молитвы Зевсу. Заметим, что прекращение
игр, ставшее закономерным следствием повсеместного запрета публичных
языческих культов, настолько мало интересовало современников, что о
нем не дошло ясных свидетельств. Единственное ясное сообщение
сохранил для нас византийский хронист Георгий Кедрин (XI в.): «В это
время угасло празднество Олимпиад, которое совершалось раз в четыре
года. Началось же это празднование, когда над иудеями царствовал
Манассия, и продолжалось до начала правления Феодосия Великого»[3].
Впрочем, некоторые исследователи считают, что игры продолжались еще
полвека, до правления Феодосия Малого.
Казалось, Олимпийские игры, как и иные языческие обычаи, навсегда
канули в лету. Но их ждала иная судьба.
Эстафета священного огня из Олимпии — гениальная идея Геббельса
На исходе II тысячелетия христианство в Европе в значительной мере
утратило свои позиции. Со времен Ренессанса культура, политика и,
наконец, повседневная жизнь все больше пропитывались «возрожденными»
из небытия античными идеями и идеалами. Впрочем, к собственно
античности эти явления имели весьма опосредованное отношение. Они
были лишены патриархальной естественности, присущей архаичным
культам Греции и Рима. Увлечение «античностью» шло рука об руку с
кризисом внутри Католической Церкви, с усилением напряжения в
отношениях между терявшим свои позиции папством и развивающимися
европейскими нациями. Возрождение вызвало к жизни не только расцвет
искусств и наук, но и бурный поток веяний, словно пробившихся сквозь
толщу «темных веков» из «блистательного» античного прошлого. Что и
говорить, Западная Европа, долго прозябавшая в интеллектуальной
скудости, была очарована шедеврами древнего гения, и обворожительные
«яства» языческой философии вызвали кризис в умах европейских
интеллектуалов. Христианство стало сдавать позиции. С одной стороны,
оно ушло в вульгарный мистицизм еретических сект, отрицавших саму
возможность интеллектуального размышления о Божественном, с другой –
закоснело в бастионах клерикальной реакции, пытавшейся установить
строгий контроль за свободой мысли. В результате наиболее активные
умы Запада сформировали новую форму культуры – гуманизм, где под
внешним покровом христианства скрывалась совершенно иная система
ценностей, по сути своей неоязыческая. Отсюда и характерный для
Нового времени ажиотажный интерес к образам и символам языческой
древности, одним из которых стали Олимпиады.
Вся Европа внесла свой вклад в возрождение Олимпиад. Раскопки
немецких археологов в Олимпии в 40-х годах XIX века пробудили к теме
общественный интерес. Их инициатор Э. Курциус патетически
провозглашал: «То, что лежит там, в темной глубине, – жизнь из нашей
жизни, и даже если у Бога есть другие распространенные на земле
заповеди, провозглашающие намного более величественный мир, чем
олимпийское перемирие, то и тогда Олимпия все же остается для нас
священной землей. И нам необходимо перенести в наш мир, блистающий
более чистыми огнями, возвышенность культуры древних,
самоотверженный патриотизм, готовность к жертвам во имя искусства и
радость состязаний, превосходящую любые жизненные силы»[4]. Тем
временем в Англии некто У. Брукс, энтузиаст физической культуры, с
1850 года проводил в городке Венлок в Шропшире «Олимпийские игры»,
где участники бегали, прыгали, бились на копьях и даже скакали на
свиньях[5]. Но на серьезный международный уровень эту идею вывели
французы, с XVIII века игравшие роль «культурного авангарда»
новоевропейской цивилизации. В 1892 году Пьер де Кубертен –
аристократ, ревностный филэллин и, разумеется, потомственный
масон[6] – выступил в Сорбонне с вдохновенной речью «О возрождении
олимпизма», где предложил возобновить Олимпийские игры во всемирном
масштабе. Идеи Кубертена легли на благодатную почву, и уже через два
года в Париже состоялся международный атлетический конгресс,
принявший эпохальное решение: «Поскольку нет никаких сомнений в
преимуществах, представляемых возрождением Олимпийских игр, с точки
зрения как спортивной, так и интернациональной, да будут возрождены
эти игры на основах, которые соответствуют требованиям современной
жизни». Первые новые Олимпийские игры состоялись в Афинах в 1896
году.
Олимпийское движение можно без преувеличения назвать одним из самых
ярких культурных явлений XX века. В основе этого движения лежит
концепция олимпизма, который, как сказано в Олимпийской хартии,
«представляет собой философию жизни, возвышающую и объединяющую в
сбалансированное целое достоинство тела, воли и разума». Автор
концепции, барон де Кубертен, поэтически изложил свои идеи в
написанной им под псевдонимом «Оде спорту». Позволим себе привести
главные тезисы этого почти сакрального по своему пафосу гимна:
спорт – бессмертный источник наслаждения, дарующий радость бытия
духу и телу;
зодчий, мастер гармонии, формирующий в вечном движении совершенного
человека;
он беспристрастен и справедлив;
он призывает человека к борьбе и дерзаниям, к преодолению себя;
он благороден и безупречен, требует высокой нравственности, чистоты
и честности;
он дарует радость и ликование, врачует душевные раны, раздвигает
горизонты;
спорт – посредник, исцеляющий недуги под лозунгом: «В здоровом теле
– здоровый дух!»;
он ведет человека к совершенству по пути прогресса физического и
нравственного;
наконец, спорт – это мир и согласие, источник дружбы и единства
между людьми[7].
Казалось бы, прекрасные и возвышенные идеи, достойные всяческого
одобрения. Но сквозь патетику эпитетов явственно проступают черты
столь характерной для западноевропейского гуманизма подмены понятий,
когда далеко не самая важная область человеческой деятельности
«аллегорически» возводится в статус фундаментальной общечеловеческой
ценности чуть ли не религиозного характера.
Конечно же, было бы нелепо и неразумно оспаривать важность попечения
о телесном развитии и физическом здоровье. Не подлежит сомнению и
то, что спортивные состязания несравненно лучше драк и войн.
Проблема в другом: в извращении системы ценностных координат. В
частности, разве не лукавой подтасовкой является расхожая фраза «в
здоровом теле – здоровый дух»? Ведь ее автор, древнеримский поэт
Ювенал, имел в виду совершенно иное: «Orandum est ut sit mens sana
in corpore sano». Обращаясь к молодежи, озабоченной атлетической
накачкой мышц и тренировкой тела, сатирик увещевает:
Надо молить, чтобы дух здравым был в теле здоровом:
Сильного духа проси, что не ведает страха пред смертью,
Что своей жизни предел считает подарком природы,
Духа, что затрудненья выносит какие угодно,
К гневу не склонен, ничем не прельщается, предпочитает
Тяжкие подвиги и трудовые дела Геркулеса
Играм Венеры, пирам и роскоши Сарданапала[8].
В этих стихах нет и намека на прямую связь духовного здравия с
физическим. Но, как видно, авторитет античности заканчивался там,
где начиналось строительство «новой духовности». Классические цитаты
и образы использовались лишь как антураж для создания новой
оккультной мифологии «гармонически развитой личности».
Открытие Берлинских игр. Кадры из фильма «Олимпия»
Вопросы вызывает и тезис о том, что спортивные соревнования способны
вытеснить кровопролитные войны. «О спорт – ты мир!» – эта расхожая
фраза из «Оды» Кубертена буквально навязла в ушах. Но что в
реальности? Олимпийское движение отнюдь не сопровождалось всеобщим
умиротворением. Напротив, прошедший век стал самым кровопролитным в
истории человечества. Между прочим, сам Кубертен, выступая за
пропаганду массового спорта, сетовал на то, что физическая слабость
французов стала одной из причин позорного поражения Франции в войне
с Пруссией. И здесь обнаруживается тесная связь между
культивированием физического развития молодежи и милитаризацией
общественного сознания в XX столетии. Более того, спортивные
состязания не только не заменяли войны, но и стали органичным
дополнением к тому духу политической непримиримости и
бескомпромиссного противоборства, который воцарился в отношениях
между государствами в эту эпоху. Спорт оказался идеальным средством
для сплочения наций вокруг авторитарных режимов и претворения в
жизнь авангардистской концепции человека-машины.
Одним из самых ярких общественно-политических событий межвоенного
периода стала Берлинская Олимпиада 1936 года. В играх участвовало 49
стран, хотя проводить их в столице нацистского рейха многим казалось
проблематичным. Но прибывший в Германию с инспекцией старик де
Кубертен был настолько очарован картиной массового спортивного
движения, что в своей речи по германскому радио назвал А. Гитлера
«одним из лучших творческих духов нашей эпохи». По предложению
министра пропаганды Й. Геббельса[9], в Берлин впервые был доставлен
эстафетой «священный огонь» из древней Олимпии. Открытие Олимпиады
впервые транслировалось по телевидению в прямом эфире. Германия
торжествовала полный триумф, завоевав в полтора раза больше наград,
чем занявшие 2-е место США. По указанию фюрера игры были воспеты в
шедевре Лени Рифеншталь – документальном фильме «Олимпия».
Идеологический контекст Олимпийских игр достиг своего апогея в
разгар советско-американского противостояния периода «холодной
войны», когда взаимному бойкоту двух лагерей подверглись Олимпиады в
Москве (1980) и Лос-Анджелесе (1984). После развала соцлагеря
политические страсти поутихли, и олимпийское движение все больше
стало превращаться в способ повышения престижа государства, по
возможности прибыльный. Впрочем, заработать на Олимпиадах удавалось
редко: так, после Монреаля (1976, убытки 1,2 млрд. долларов) Канада
расплачивалась с долгами 30 лет, а Афинские игры (2004, убытки 5,7
млрд.) всерьез пошатнули экономику Греции. Да и с укреплением
международного престижа дело обстоит не так просто: «олимпийская
тема» дает хороший повод превратить ту или иную страну в объект
травли со стороны «прогрессивных» средств массовой информации.
Но оставим политические и экономические резоны. Ясно, что
олимпийская идеология претендует на нечто гораздо большее, чем
обслуживание сиюминутных выгод. Ведь написанная аристократом
Кубертеном Олимпийская хартия строго-настрого запрещает любую
коммерческую рекламу и не допускает к соревнованиям тех, кто хотя бы
раз в жизни получал деньги за занятия спортом. Зададим себе вопрос:
какое событие способно в наше время приковать к себе внимание во
всех точках земного шара? В каких торжествах участвуют представители
всех религий и традиций? Какую церемонию, устраиваемую общественной
организацией, могут открывать исключительно главы государств? Это
Олимпийские игры. К началу III тысячелетия в них вовлечены более 200
государств мира – больше, чем входит в Организацию Объединенных
Наций. По сути, речь идет о первой в истории человечества удавшейся
попытке создания всемирного культа. Многими чертами (в том числе и
строгим запретом на традиционную религиозную символику) он
напоминает культ Высшего Разума в якобинской Франции – только место
разума в нем занимает Великое Развлечение, ведь разошедшееся по всем
языкам мира слово «спорт» происходит от английского disport –
«забавляться, шалить, развлекаться» (буквально – «идти в разнос»).
Впрочем, как теперь видно, попытка внедрить «культ чистого спорта»
не вполне удалась. Возвышенная идея оказалась изрядно подточена
многочисленными допинговыми и коррупционными скандалами, а
спортивные игры современности, ставшие частью индустрии развлечений,
стали куда более похожи на азартные зрелища римской толпы, чем на
состязания благородных эллинов. И Олимпиады, как и на заре своей
истории, уже не воспринимаются как простые соревнования атлетов, но
превратились в грандиозное празднество новой мировой «религии» –
культа потребления. Это шоу с гигантскими бюджетами, где главное
место занимают помпезные церемонии открытия и закрытия Олимпиад, а
предметом внимания становятся не столько победы, сколько суммы
призовых фондов, букмекерские ставки и громкие скандалы.
Но Олимпиады по-прежнему хранят заложенный в них изначально характер
сакрального действа. Не случайно в церемонию открытия каждой
Олимпиады входит возжигание «священного» огня.
Возжигание олимпийского огня. Развалины храма богини Геры,
древняя Олимпия, 10 мая 2012 года
«Древняя Олимпия. 10 мая 2012 года. Спец. корр. ИТАР-ТАСС.
На родине античных Олимпиад сегодня зажжен огонь для ХХХ летних игр
в Лондоне, которые пройдут в столице Великобритании с 27 июля по 12
августа. На торжественной церемонии присутствовали президент
Международного олимпийского комитета Жак Рогге, глава
организационного комитета “Лондон-2012” Себастьян Коэ и другие
официальные лица.
Огонь был зажжен во время театрализованного представления, в котором
участвовала группа “жриц”, исполнивших обряд, созданный на основе
древних традиций с привнесением современных элементов. Верховная
жрица – одетая в античную тунику и сандалии известная греческая
актриса Ино Менегаки, – выйдя из руин храма Геры в окружении других
жриц, произнесла молитву богам Аполлону и Зевсу с просьбой послать
на землю священный Олимпийский огонь:
“Пусть настанет священная тишина. Пусть умолкнут небо, земля, море и
ветра. Пусть умолкнут горы и крики птиц, ибо нас будет сопровождать
Феб, бог, приносящий огонь. Аполлон, бог солнца и идеи света! Пошли
нам свои лучи и зажги священный факел для гостеприимного города
Лондона! А ты, Зевс, дай мир всем народам на земле и увенчай венками
победителей священного состязания!”
После этого верховная жрица, преклонив колено у алтаря
древнегреческого храма Геры, поднесла факел к параболическому
зеркалу. От солнечных лучей вспыхнул Олимпийский огонь. От факела
был зажжен огонь в выполненном в древнегреческом стиле специальном
сосуде, на котором изображены бегущие эллины»[10].
Кстати сказать, античные Олимпиады, насколько известно, к Аполлону
никакого отношения не имели: ему были посвящены другие – Пифийские –
игры. Но «отцы олимпизма» 120 лет назад в большом зале Сорбонны
воспели гимн почему-то именно Фебу Светоносному (лат. Phoebus
Lucifer).
[1] Полезная информация по истории античных игр: Kotynski E.J. The
Athletics of the Ancient Olympics: A Summary and Research Tool . Б /
м , 2006. (
http://www.oocities.org/ejkotynski/Olympics.pdf )
[2] Eusebius Caesariensis. Chronicorum libri duo / Ed. A. Schoene.
T. I. Berlin, 1875. P. 219.
[3] Georgius Cedrenus. Compendium historiarum / Ed. E. Becker. Bonn,
1838. T. I. P. 573.
[4] Curtius E. Olympia : Ein Vortrag im wissenschaftlichen Vereine
zu Berlin. Berlin, 1852. S. 33.
[5] Кириллова Ю.А. Олимпийские игры: прошлое и настоящее. СПб.,
2011.
[6] О духовной ориентации «отца олимпизма» см. работу А. Коха «Пьер
де Кубертен и его отношение к католической Церкви» (Begegnung.
Schriftenreihe zur Geschichte der Beziehung zwischen Christentum und
Sport . Bd. 5. Aachen , 2005 . S. 33 –75 ) . Ее можно прочитать
по-немецки и по-английски на сайте:
http://www.con-spiration.de/koch/english/coubertin-e.html
[7] Русский перевод можно найти на сайте:
http://slovari.yandex.ru/~книги/Олимпийская%20энциклопедия/«Ода%20спорту»/
[8] Juvenalis. Saturae, X, 356–362. Перевод П.К.
[9] Hines N. Who put the Olympic flame out? // The Times. London.
2008-04-07.
[10]
http://pda.itar-tass.com/c/414035.html
Павел Кузенков
26 июля 2012 года
Источник:
Православие.ru
Другие способы внести пожертвование
|