"Будем говорить коротко и ясно..."
 Беседа с митрофорным протоиереем Владимиром Дунайчиком,
настоятелем Свято-Преображенского храма г.Сыктывкара, председателем Православного Педагогического Общества им. святителя Стефана Пермского

- Дорогой отец Владимир, расскажите, пожалуйста, о себе.

- Я родился и вырос в западной части Украины. Наш край был довольно таки поздно присоединен большевиками к Советскому Союзу, поэтому жестокие гонения 20-х, 30-х годов нас не коснулись. И если на восточную Украину большевики пришли в 1918 году, то к нам только в 1939. Потом была война. Ну, а после войны у советской власти на западной Украине были более важные заботы, чем борьба с религией, например, те же бендеровцы.
Когда же начались хрущевские гонения, то у нас они выразились в том, что закрыли «всего навсего» каждую вторую церковь и поэтому только в нашем районе было более 25 действующих церквей. Когда же в 1982 году я приехал на Север, то в огромной епархии, объединяющей Мурманскую, Архангельскую области и Республику Коми было всего 17 (!) приходов, на РК приходилось только 3.
Исходя из этого, можно судить о том, что религиозная жизнь в западных районах Украины сохранилась в значительно большей степени. И если даже взять партийного работника средней руки, то он, чаще всего, жил церковной жизнью. Исповедовался, причащался, венчался. Конечно же не в открытую в своем районе, а скажем так – в соседнем. В 20 км от нас была Почаевская Лавра, наши ответственные работники ездили или туда, или в соседние приходы. Даже коммунисты не были атеистами. Если кто-то и занимался антирелигиозной пропагандой, то исключительно в силу своей должности, а не в силу убеждений. Не так уж долго мы жили при советской власти, да и в целом по стране времена были уже не те, когда можно было зайти в храм и попросту пристрелить священника, как это случалось ранее. Гонения у нас начались при Н.С.Хрущеве, в начале 60-х, в те времена, когда он обещал показать в скором времени по телевизору последнего попа. Обещать-то он обещал, да вот только ничего у него не получилось… Храмы, конечно, позакрывали. Но у нас, в объединенной Тернопольской и Львовской епархии на начало восьмидесятых годов оставалось порядка 1200 храмов, были действующие монастыри. Семья у нас была верующая. Рос я в Боге. Да, что говорить - вся округа была открыто верующая. Никто в Пасху или на Рождество не работал. Когда я приехал на Север, мне было дико от звука работающей бензопилы в Православные праздники. Конечно, у нас были и первомайские демонстрации и т.д., но на них народ просто веселился безо всякой идеологии. А уж на Пасху все были в храме.

- Батюшка, а как вы оказались на Севере?

- На Севере? На Север я приехал потому, что в те времена с идеологией на Севере было попроще. У нас рукоположиться было практически не реально. Даже люди, окончившие духовную академию, не могли получить место священника. И вот в июне 1982 года я и поехал на Север. Сначала в Сибирь, в Иркутск к епископу Мефодию, ныне митрополиту Пермскому. Почему в Иркутск? Потому, что в отдаленных епархиях, хоть и с трудом, но можно было рукоположиться, а Иркутская епархия занимала в то время весь Дальний Восток. Поехали мы вдвоем с приятелем, нам было по 27 лет, оба были еще не женаты. И вот его владыка оставил, а меня отправил обратно. Чтобы принять человека с образованием, ему нужно было разрешение от уполномоченного по дела религии. Он мне сказал: «Езжай домой и жди телеграммы от меня, если все решится, то я тебя вызову». Вопрос должен был решиться в течение двух месяцев, но получилось так, что владыка и сам не провел двух месяцев в Иркутске, а был переведен на Воронежскую кафедру. Впрочем, я был готов к тому, что мне придется уехать из Иркутска. Перед отъездом мне приснился интересный сон, как будто я приглашен на день рождения к своему другу, накрыт огромный стол, за ним множество гостей, а для меня места за ним нет. Друг развел руками и говорит: «Прости, я бы и рад тебя за стол посадить, но для тебя, как видишь, места нет». Буквально через полчаса после пробуждения меня вызвал владыка и отправил домой ждать телеграмму, которой я по сей день не дождался.

Потом к нам домой вернулся священник, который служил в Архангельской области, и был отпущен владыкой Исидором на покой в связи с состоянием здоровья. Мы с ним были хорошо знакомы. Он и еще некоторые люди просили за меня владыку Исидора. И через некоторое время владыка пригласил меня к себе. Так я оказался в Архангельской области. Три месяца провел на послушании в Айкино и был рукоположен во диакона. 1 год и 8 месяцев я прослужил диаконом в Архангельском кафедральном соборе и в г.Вельске. Потом меня рукоположили во иерея и отправили в с.Ширша. Потом перевели в Айкино, а уже потом в Сыктывкар. Приехал я уже будучи женатым. Женился я в сентябре, а приехал на Север в декабре. В апреле я был рукоположен, а супруга приехала ко мне ближе к Пасхе. В мае родился наш первенец. Сейчас он хирург, работает в Москве. Старшая дочь замужем за священником. Второй сын окончил экономический факультет университета и работает. Младший сын – священник.

Желание стать священником у меня было с детства, лет с пяти. Но я никогда не умел петь, и это меня смущало. Ведь священник должен уметь хорошо петь. А так, я до сих пор помню сон из детства: мой двоюродный дед взял меня с собой в город, мы стоим у киевского Владимирского собора, идет Крестный ход, возглавляемый Патриархом, все священнослужители в зеленом облачении и в митрах, за ними идут миряне. А мы стоим слева от центрального входа во Владимирский собор на коленях, и Крестный ход проходит мимо нас. И вот один из иерархов крепко взял меня за шиворот и впихнул в саму процессию священнослужителей в митрах. Правда при этом я, почему-то увидел себя в схиме... И пошел я дальше вместе с ними. Я все время помнил этот сон и со временем, бросил все сомнения и поехал на север. Уезжал я поздней осенью на день Николая Чудотворца. И мне опять приснился очень интересный сон. Кто-то, не знаю кто, подошел к моей постели и сказал мне: «Перед отъездом попроси благословения у своего приходского священника. Подойди и скажи: «Именем Господним благослови, отче» - я так и сделал. На этот раз проблем уже не было – никто не отправлял меня домой.

- Как можно охарактеризовать то время, 80-е годы? Народ в храмах был?

- Народу было не много. Время было серьезное. Жесткое. За совершение Таинств без ведома властей привлекали к ответственности. Условия Крещения были таковы: обязательное присутствие отца и матери крещаемого ребенка, они были обязаны предоставить паспорта, а их данные записывались в книгу. Также записывались данные крестных родителей. Это информацию староста прихода был обязан передавать в райисполком и райком. Вопрос стоял очень строго. Уполномоченный по делам религии выдавал так называемую «регистрацию» священнику и только эта справка давала право служения на приходе, указы епархиальных архиереев без нее ничего не значили. Если священник был замечен в том, что он совершил, допустим, Таинство Крещения, без ведома властей, то его лишали этой справки и служить он больше не мог.

Крестили тихонько, не ставя в известность власть придержащих. Венчали так же. Отпевания должны были совершаться только с разрешения главы райисполкома. Хотя, конечно, большую часть треб я исполнял без документов.

На Украине в это время тоже были сильные гонения. Был даже такой случай. Молодые люди, юноша с девушкой, встречались около храма. И только за это девушку отчислили из педучилища. На Севере студенты ходили в храм спокойно. Видимо, это потому, что на Севере таких людей были единицы, а на Украине власть боролась с массовым явлением. На Пасху возле церкви стояли кордоны милиции, и молодежь просто не пускали в храм.

- о.Владимир, а когда закончились гонения и веровать стало можно открыто, то как изменилась ситуация в храмах?

- Да. В 1991 ситуация изменилась резко. Один раз в Айкино я крестил за один раз 96 человек. Каждое воскресенье находилось человек 50, желающих принять Крещение. А по рассказам я знаю, что в то время в Свято-Вознесенском храме в Кируле за один раз крестилось около 400 человек. Конечно, я думаю, что молодое поколение крестилось больше по вере родителей, бабушек и дедушек, которые приводили их в храм. Люди были ничему не научены. Если бы мы все с детства росли в вере, то сейчас наши храмы не вмещали бы верующих прихожан. Они бы просто ломились от огромного количества молящихся.

- Случалось ли Вам за время Вашего служения встречать священников, подвергшихся репрессиям за свое служение?

- Будем говорить коротко и ясно… Гонения были…. Конечно, никого не расстреливали, но были и угрозы ареста и ссылки. Я знал одного батюшку, который вернулся к нам на Украину из другой епархии. КГБ взялось за него очень крепко. Его очень часто вызывали на допросы, и каждый раз он прощался с семьей, потому что угроза ареста была вполне реальна. Были такие случаи, что его вывозили в лес и, по его словам, «играли им в футбол». Таким образом, его принуждали к сотрудничеству. У нас в епархии был батюшка, которого мучили следующим образом: каждую неделю вызывали из деревни в Сыктывкар и допрашивали часами, угрожали физическим устранением. Он обратился с жалобой к прокурору, и тот помог ему добиться личной встречи с главой КГБ Архангельской области. После этой встречи мучения прекратились. А было это уже перед самой горбачевской «оттепелью».

Помнится, был такой уполномоченный по делам религии по фамилии Томилов. Когда я был еще диаконом, он часто вызывал меня, курил сигарету за сигаретой и часами допрашивал. До обеда допрос три раза проходил по одному и тому же кругу вопросов. Уполномоченный уходил на обед, а после обеда все начиналось по новой, и так до конца рабочего дня.

Также очень жесткому давлению подвергались молодые люди, желающие поступить в семинарию.
Зато тогдашние прихожане очень любили духовенство. Люди которые тогда выбирали путь священнического служения, не испытывали особых иллюзий и сознательно шли на этот путь. Все всё знали.

- Батюшка, а сейчас легче? Есть такое мнение, что самое страшное гонение для Церкви – это отсутствие явных гонений.

- Конечно, легче. Никто не мешает служить и проповедовать. Однако, в школу, допустим, не пойдешь – запрещено, в детский садик тоже. Разница в том, что во времена гонений народ в Церковь шел сознательно. Люди шли к Богу, несмотря ни на что, хотя прекрасно знали, чем это может для них обернутся. Они ехали из Инты, из Воркуты, из Коряжмы. Это делалось, безусловно, по большой вере. Также было и в первые века христианства. Люди шли к Богу, зная, что можно, говоря коротко и ясно, лишиться головы. А потом, когда христианство стало государственной религией, в Церковь хлынул поток людей, и не все эти люди были верующими, мягко говоря. Когда появлялись новые гонения, появлялась масса отступников и раскольников. Тоже происходит и сейчас. Сейчас можно просто прийти в Церковь и ничего тебе никто не скажет, это где-то даже модно.

- Отче, есть такое мнение, что сейчас не рассвет, а совсем наоборот – закат христианства на Руси. Последние времена. Апостасия.

- Боюсь ошибиться в прогнозах, но ситуация нынче такова. На людей обрушивается мощный информационный поток, такой, какого не было еще в истории человечества. Большинство людей просто физически не в состоянии в нем сориентироваться. Есть, конечно, пара православных телеканалов, но и они далеко не всем технически доступны. С другой стороны, сложные религиозные передачи дети не воспримут. А все основы мировоззрения, в том числе и религиозного, закладываются именно в детстве. Родители нынче не готовы просвещать детей светом Христовой истины. Большинство из тех, кого я крестил, а крестил я тысяч двадцать человек, в храме не видать. Так что сказать, что мы шибко преуспели в деле проповеди, никак нельзя. И до тех пор, пока система образования не будет пронизаны религиозным воспитанием, мы не преуспеем. Большинство нашего народа, к сожалению, не является глубоко верующими людьми, и соответственно они не в состоянии воспитать детей в вере, не смогут дать ни знаний в этом вопросе, ни служить личным нравственным примером.

На западе не было гонений на Церковь в нашем смысле. У них не расстреливали священников, не ссылали верующих на Соловки, а попросту отделили Церковь от школы. Но таким образом, они преуспели гораздо более в деле разрушения веры в народе. Мы идем сейчас тем же путем. Сейчас наше подрастающее поколение находится практически полностью вне церковного общения. Что бы мы не говорили в своих проповедях в храмах, в печатных и электронных изданиях – просто не доходит до них, им прививаются другие интересы. И пусть рядом со священниками в храмах стоят мэры, губернаторы, президенты – это не будет примером, а только еще более будет отталкивать людей от Церкви.

А то, что через средства массовой информации идет духовное разложение народа, ведущее к его деградации, это уже не может вызывать никаких сомнений. Есть передачи, где религиозная составляющая переплетена с магией, оккультизмом и прочим. И вот из этого мутного источника люди черпают свое представление о мире и о религии. Они теряют все ориентиры.

Опять-таки, вседозволенность не ведет ни к чему хорошему. Легко можно увидеть, что в духовном отношении крепче те страны, где строже религиозные каноны.

Давайте говорить коротко и ясно: мы всегда остаемся обманутыми. Когда после свержения Государя пришло к власти временное правительство – все радовались. Пришли большевики – опять таки, значительная часть населения радовалась. И кресты с храмов сбивали топорами свои, а не приезжие откуда-то, не мусульмане, не буддисты. И что получилось в итоге? А получилось то, что за отступлением всегда неминуемо следует возмездие. Достаточно вспомнить о том, как прекратилось богоборчество в Советском Союзе. Его остановила страшная война, начавшаяся в День всех Святых, в земле Российской просиявших. Восскорбев, наш народ снова обратился к вере. Было открыто более 15000 храмов, а ведь перед войной их оставалось всего порядка 400 на всю страну. Уничтожались священники и епископат. Шло к тому, что в России могла прерваться цепь апостольского преемства. Пойдем далее. Возобновил гонения Хрущев, и стал единственным из советских правителей, который был снят с поста генерального секретаря прижизненно. Отсюда вывод: Господь поругаем не бывает.

Если мы не опомнимся, то и нас ждет возмездие. Только крепкое стояние в вере может нас спасти. Мы же черпаем с Европы все самое мерзкое. А не мешало бы обратить свой взор на те страны, которые крепко держаться своих духовных корней.

- Сейчас часто можно увидеть, что на Литургии причащается очень много младенцев. Родители же их не причащаются. Просто приносят их к концу службы, причащают и уходят. Как вы считаете – хорошо ли это?

- Я считаю, что это хорошо. Это зерно даст свои всходы. Благодать останется. Останутся и воспоминания об этом. К тому же я уверен, что родителей, которые носят детей к Причастию, никак нельзя назвать нецерковными людьми. Те же, кто сам не причащается, тот и ребенка не понесет. Просто мама может приносить ребенка в храм несколько раз, а потом и сама вместе с ним причаститься. Я часто вижу в храме пожилых людей, которые были крещены давным-давно, но не ходили в церковь, а сейчас семя дало свои всходы, и человек пришел в храм. А если ничего не посеяно, то и всходить нечему.

- Что Вы можете пожелать напоследок нашим читателям.

- Я желаю им крепкого стояния в вере. И прошу больше внимания уделять духовному воспитанию своих чад, потому, что в них будущее Российской страны и Русской Церкви.

Беседовал Владислав Пластинин