Поделись ссылкой с
друзьями |
|
Владимир Легойда: Мы из будущего
«Церковь
— это вчерашний день. Жизнь давно ушла далеко вперед. Православное
христианство с его традициями и ритуалами, запретами и канонами не
хочет и не может идти в ногу со временем»… Так или примерно так
рассуждает сегодня, увы, немало людей. Вывод, который следует из
подобных оценок, однозначен: нам не нужна Церковь, которая насильно
тянет в прошлое. Мы хотим жить полной жизнью «здесь и сейчас», без
ограничений и стеснения свободы.
Конечно, мало кто из православных согласится с такими оценками.
Здесь действительно есть о чем поговорить. И о церковной истории, и
о традиции, и о значении слова Предание. В общем, мы не боимся
подобной дискуссии, мы готовы к ней, наша позиция сильна и
обоснованна. Как говорится, броня крепка и танки наши быстры… Но я
сейчас хотел бы сказать несколько слов на другую тему. Точнее,
затронуть всего один, но очень важный ее аспект, который нередко
проходит мимо нашего внимания. И тех, кто критикует Церковь, и тех,
кто пытается ее защищать в подобных дискуссиях. Потому что нередко,
стараясь что-то противопоставить такому взгляду на нашу веру и
Церковь, мы сами — вольно или невольно, прямо или косвенно — создаем
почву для подобной позиции, как бы поддерживаем ее. Почему так
происходит? Мы много (и правильно!) говорим о церковной традиции, об
уникальности апостольского преемства — прямого наследования нашим
духовенством благодатных даров ближайших учеников Христа, Апостолов,
которые получили их от Самого Господа; о богатой православной
культуре и ее историческом значении для становления и развития
русской культуры как таковой… Однако нередко в этих разговорах,
спорах, докладах и семинарах мы упускаем самое главное: Церковь и
христианство — не о прошлом, но о будущем. Если хотите, и в
культурно-историческом, и в личностном плане. Церковь — не музей и
не заповедник, потому что музеи открывают после смерти, а Церковь
жива.
Современный человек не хочет идти в Церковь, потому что считает, что
там с ним будут говорить о том, что и почему он сделал неправильно и
каким он является грешником. И в этом заключается фундаментальная
ошибка, основание всех ложных представлений о Церкви, которые, к
сожалению, зачастую провоцируются людьми с малым духовным опытом, но
со рвением делящимися своими (очень и очень несовершенными)
представлениями о христианстве. А светские СМИ уже позаботятся о
том, как распространить эти искаженные представления массовыми
тиражами, выдавая их за «мнение Церкви».
Но на самом деле смысл Евангельского благовестия заключается не в
том, чтобы человек признал свою греховность. Это признание не может
быть целью; такая весть никогда бы не стала благой, то есть
радостной и спасительной. Если осознание собственной греховности
есть цель, то это совершенно тупиковый путь, дорога в никуда: хорошо
(точнее, не очень), я грешник. А дальше что?
А дальше и наступает самое главное, о чем мы говорим почему-то
меньше. Христианство — это не о том, кем человек был или является.
Оно о том, кем он может стать. Во Христе и со Христом. Евангельский
взгляд устремлен в будущее, а не в прошлое. Откроем Евангелие и
послушаем человека, которому Христос первому сказал, что тот будет
спасен, — одного из двух разбойников, распятых на кресте рядом с
Иисусом. Этот преступник обращается к Христу со словами: Помяни
меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое! (Лк 23:42). Да, он
раскаивается; да, он понимает свою греховность и просит простить
его. Но он ощущает и другое: Христос пришел не осудить грешников, но
спасти их, то есть изменить, преобразить, ввести в Свое Царство
радости и любви. Поэтому Христос и отвечает разбойнику, страшному
человеку и большому грешнику: Истинно говорю тебе, ныне же будешь со
Мной в раю (Лк 23:43).
Но ведь евангельский разбойник — это не книжный персонаж, как и
Евангелие — не художественная литература. Это образец поведения для
нас, православных, в нашем обращении к Богу и к миру. А у нас
нередко получается так, что мы можем неплохо цитировать Евангелие,
но не готовы применять его в жизни. Особенно это важно в разговоре с
молодежью. Один из главных стереотипных страхов молодых в отношении
к Церкви — ожидание того, что их будут осуждать и поучать. Но это
совершенно не так. Точнее, так не должно быть. Молодые (равно как и
не очень молодые) люди должны знать, что Церковь — это прежде всего
место, где их будут слушать. Где им помогут, согреют любовью и
никогда не оставят, никогда не предадут, никогда не бросят на
произвол судьбы. А разговор со священником — это не промывание
косточек и мозгов, но попытка предложить человеку смело посмотреть в
будущее, попытка рассказать (а еще лучше — показать) ему, кем он
может стать, как он может измениться. Конечно, это изменение
невозможно без покаяния, без перемены ума, без отказа от греха.
Потому что грех — это промах (именно так это слово дословно
переводится с греческого), это выстрел мимо цели, это уход от Бога.
А значит, уход от любви.
И приходящий в Церковь молодой человек должен знать, что его ждет
там не осуждение и не наказание, но помощь и радость, поддержка и
возможность измениться. Конечно, это изменение потребует большого
труда, усилий и пота. Но все это — лишь средства для того, чтобы
достичь цели — будущего преображения и жизни в Боге, то есть в
Любви. Да, Христос говорит о том, что всякий, кто за ним последует,
должен взять свой крест (см., например, Мф 16:24). Эти слова часто
(наверное, даже слишком часто) можно услышать в проповедях и
прочесть в благочестивых книгах. Но так хотелось бы, чтобы
упоминание о своем кресте сопровождалось и другими словами
Спасителя: иго мое благо и бремя мое легко (Мф 11:30). В этом —
тайна христианской жизни; тайна — не в смысле закрытой информации, а
в том смысле, что всякому, кто с любовью, с доверием, с надеждой
обращается ко Христу и согласен во имя любви Божией понести любую
ношу, Господь непостижимым для нас образом эту ношу облегчает.
Большая ошибка считать, что мерило праведности — это понесенные
неудобства и страдания. От страданий нас никто не освобождает, но
Христос не просто облегчает их нам, но претворяет в радость. К
сожалению, это слово, столь любимое преподобным Серафимом Саровским,
занимает в лексиконе современных православных неподобающее ему
скромное место.
А между тем Саровский батюшка в своем понимании христианства как
радости был не одинок. К. С. Льюис, один из замечательнейших
апологетов христианства, назвал свою духовную автобиографию
«Настигнут радостью» — именно радостью, а не ужасом или скукой.
Великий ученый Блез Паскаль, получивший откровение о вере во сне,
вскочил и записал: «Радость. Радость. Радость. Бог Авраама, Бог
Исаака, Бог Иакова, а не Бог философов и ученых».
Вот такого понимания веры, живого и радостного, нам остро нехватает.
А что взамен? В самом деле, нельзя же допустить, чтобы молодежь
продолжала считать, что Церковь — одно большое «нет». Конечно,
нельзя превращать Церковь и в одно большое «да», эта позиция ничуть
не лучше первой. Нужен царский путь, золотая середина, а она
находится только во Христе и со Христом.
Итак, христианство говорит с человеком не о прошлом, но о будущем.
Но о каком будущем? О жизни через пять, десять лет? И да, и нет. Да,
потому что это будущее человеческого сердца, каким оно может стать,
если в этом сердце поселится Христос. И нет, потому что в будущем,
как верят христиане, человека ждет не холодная земля и забвение, но
вечность. «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века». Такими
словами заканчивается христианский Символ веры — короткий текст,
который говорит нам о том, во что верят христиане. Жизнь будущего
века — это жизнь вечная, это жизнь в Боге и любви.
Об этом и речь.
|