|
||
Максим Соколов:
Начиная
серию разговоров о русской интеллигенции, "Фома" делает своего рода
эксперимент. Интеллигенция - уникальный общественный феномен,
присущий исторически только российскому обществу. О ее судьбах и
роли в жизни страны спорят много. Решили поговорить об этом и мы.
Вопросы у "Фомы" те же, что и у многих. Плюс - есть и свои,
особенные.
- Она утратила гарантированность своего бытия, своего
благосостояния. Вообще все зависит от того, как определять
интеллигентское сословие. Социальные критерии, которые действовали
при Советской власти, сейчас уже не действуют. А что касается
каких-то умственных или ментальных особенностей, то это несколько
иной случай. Интеллигенция обладает своими особенностями сознания,
родимыми пятнами, и так далее. Притом что с точки зрения своего
социального бытия интеллигенция поменялась весьма сильно, а в плане
ее сознания поменялось не очень много, как мне представляется. В
известном смысле то, что про нее говорилось сто лет назад, может
быть сказано и сегодня. Всяческая мечтательность, прекраснодушие -
плоть от плоти помещичьего прекраснодушия. Живет на средства
отечественной буржуазии, а служит исключительно народу.
- Тут я с Вами согласен. Служение народу ей как-то прискучило. Более
того, одним из весьма распространенных интеллигентских выражений
является слово «быдло», что свидетельствует о весьма специфическом
народничестве.
- Сословие людей, живущих умственным трудом и в своих отношениях с
обществом и государством претендующих на учительство и
наставничество.
- Не слишком. Быть героем «Вех» не так уж и почетно, а порой даже
совсем непочетно. Конечно, обозревательскую деятельность при желании
можно подвести под учительство, но моя неинтеллигентность здесь
выражается в том, что я всего лишь пою, о чем вижу и что думаю,
никак не претендуя на то, чтобы всех строить по флигельману. - Оно чрезвычайно изменилось. При Советской власти, по крайней мере, при поздней Советской власти, то есть в брежневскую эпоху, отношение к Церкви было скорее положительным, но, боюсь, что это основывалось на некотором недоразумении. Церковь рассматривалась как своего рода естественный союзник интеллигенции в противостоянии власти, как некая структура, которая в силу своего положения вынуждаема к некоей Фронде.
А сейчас выяснилось, что, во-первых, Церковь не есть враг моего
врага, и, следовательно, какой же она мне друг? Во-вторых,
выяснилось, что представление о Церкви как о диссидентской или
квазидиссидентской структуре было не вполне верным. Церковь мыслит
свое бытие несколько в других категориях. Далее, с прекращением
гонений, как это всегда бывает в церковной истории, наружу явились
самые разные черты церковного обихода, в том числе и не самые
привлекательные. При этом не надо забывать, что с точки зрения
верующего человека есть некое различие между земной Церковью со
всеми ее немощами и нестроениями и Церковью небесной. Если же для
человека Церкви небесной не существует, а есть только то, что он
видит земными глазами, то он, очевидно, может найти много поводов
для критики. Наконец, не надо забывать про такое замечательное
свойство интеллигентов, что он приходит в Церковь не спасаться, а
приходит в Церковь, чтобы ее спасать.
- Во-первых, надо бы заметить, что у этих штампов очень давняя
история, не то чтобы почтенная, но очень давняя. Как только Церковь
выходит из катакомб, она начинает заниматься храмосозиданием,
начинает проводить богослужения с полной торжественностью. Я думаю,
что где-нибудь в 6 или 7 веке от Рождества Христова какой-нибудь
житель тогдашней одичавшей Европы, глядя на храмосозидание, мог
сказать то же самое, что говорится в 21 веке. То есть, согласитесь,
что величие храмов и роскошь убранства и богослужений прямо наводит
на подобные мысли. В конце концов, если Вы не верите в Бога или в
Церковь, и считаете, что с Господом Богом вы как-нибудь сами
договоритесь, то возникает вопрос, зачем тогда вообще нужна Церковь.
И тогда вы вполне логично приходите к выводам в духе Емельяна
Ярославского или более ранних авторов, того же Вольтера, что все
дело в корыстолюбии попов. Зачем они все это устраивают и дурят
трудящихся, когда и на этом свете жить совсем неплохо, а если тот
свет даже и есть, то я и сам как-нибудь разберусь? А тут какие-то
попы… Наверно, у них есть какая-то корыстная составляющая. Это
довольно естественный ход мыслей.
- Я думаю, что если Вы отвергаете Церковь, и ищете разные аргументы,
чтобы себя и других убедить в том, что ничего полезного в этом
учреждении нет, то к мысли о своекорыстии вы придете автоматом.
- Ожесточенность и взвинченность всегда была присуща атеистам. Давно
замечено, еще со времен Римской империи, что спокойный агностицизм —
довольно редкий духовный дар. «Я не имею такого органа чувств, мне
это представляется неактуальным и неважным, но другим это
представляется актуальным, ну, наверно, им это надо, ну и пусть, а я
на этот счет не имею никакого мнения» — такой спокойный агностицизм
достаточно редок. В основном же это приобретает характер вражды,
злобы, а к тому же становится одним из доказательств бытия Божьего.
Если Бога нет, что же вы так яритесь и что же вас так корчит? Можно
ли так корчиться по поводу несуществующих вещей?
- Все скорее повторяется. На самом деле отношения к власти,
отношения к Церкви, отношение к разным прочим традиционным
институтам как-то очень сильно практически воспроизводится. Как-то
получается, что ничего не забыли и ничему не научились.
- Наша страна чему-то научилась. Если бы она ничему не научилась,
тогда интеллигентская критика власти, Церкви, всего прочего
встречала бы больший отклик в сердцах трудящихся. Трудящиеся тоже,
возможно, весьма многим недовольны, но недовольны как-то по другому,
не так, как им предписывает интеллигенция. А интеллигенция на это
злится и называет трудящихся быдлом.
- Горд очень.
- Она есть, думаю, она всегда была. Была даже в годы гонений. Была и
в годы до гонений. Какое-то количество церковных интеллигентов
всегда было, есть и будет. Другое дело, что церковная интеллигенция
действительно стоит как-то особняком относительно основной
интеллигентской массы. Источник: Журнал "Фома"
|
||
|
||