Поделись ссылкой с
друзьями |
|
Андрей Десницкий: Так было ли возрождение?
С
чего началась свобода вероисповедания в СССР, я помню хорошо. Шел
1988 год, шумно отмечалось тысячелетие крещения Руси… Я служил тогда
в армии, и однажды старшина конфисковал у меня карманный Новый
Завет. Грозил всяческими карами, передал его замполиту батальона,
тот – замполиту полка… А замполит полка запросто вернул его мне,
сказал только два слова: «Теперь можно». Старшина был очень удивлен!
Никогда не забуду и это удивительное ощущение от первых Литургий в
нашем храме в середине девяностых, еще в подвале, из которого и сам
выносил вчера носилки с мусором… Всё было временным, зыбким,
неустроенным – но Царство Небесное сияло сквозь эту разруху и нищету
в каждом жесте и слове, в каждой улыбке. А потом всё постепенно
наладилось… но и это ощущение невозможного чуда куда-то отошло, его
место занял привычный распорядок. Это тоже естественно, как на смену
первым свиданиям приходит проза семейной жизни.
Рассуждать о глобальных общественных сдвигах очень сложно.
Во-первых, каждый свидетель видит лишь свою часть картины.
Во-вторых, тут неизбежны оценочные суждения: что одному покажется
стабилизаций, другой назовет застоем, что для одного революция, для
другого – смута. Ну, и слишком уж легко тут давать рецепты: а вот
если бы тогда послушали, что я говорю теперь, и сделали всё
наоборот… И так разговор уходит от реальности к каким-то резонерским
конструкциям, которых никогда не было на свете, а может, и вовсе не
могло быть.
Церковь – это часть общества, и в ней происходит примерно то же
самое, что в обществе, только обычно с некоторым сдвигом по времени.
Это вполне естественно: если светское общество стремится «уловить
тренд» и угадать, что будет в моде завтра, то Церковь заботится
скорее о том, как не утратить в повседневности вечное, и потому с
особым вниманием смотрит на вчерашний день. Упрекать ее в этом
нелепо, такова уж ее природа.
Первые годы церковной свободы стали тем, чем и должны были стать –
временем бурного количественного роста. Пустота, возникшая после
падения коммунизма, стремительно заполнялась самыми разными
событиями, людьми и смыслами, в том числе, и даже, пожалуй, в первую
очередь – православными. Число открытых храмов, совершенных служб,
рукоположенных священников и изданных книг внезапно выросло в
сравнении с советскими временами в десятки, а то и в сотни раз – вот
только люди так быстро не преображаются. Они меняли серп и молот на
восьмиконечный крест, а портрет Ленина на икону – но это еще не
значит, что становились другими их сознание и стиль поведения.
В советское время как раз все очень увлекались количественными
показателями. Мы догоняли США по выплавке чугуна на душу населения –
а надо было, как оказалось, следить за производительностью
микропроцессоров. И сегодня естественно задать вопрос: вот этот
«план по валу» крещений-венчаний-отпеваний не следовал ли той же
самой модели? Восстанавливая множество храмов и монастырей – имели
ли мы тогда, кем и чем их заполнить? Зачастую ведь так и получалось:
главное – чтобы стены были и чтобы служба в них шла, а уж остальное
как-нибудь само приложится.
Массовое это воцерковление в чем-то напоминало именно что выплавку
чугуна: выплавили-то много, а есть ли толк? И нередко массовое
православие на проверку оказывалось похожим на какую-то гремучую
смесь бытового шаманизма (землицы с могилки поесть) и мысленного
бегства в вымышленный мир Святой Руси. Да и само слово
«воцерковление», становившееся всё более модным, предполагало: чем
больше человек будет поститься, молиться и слушать соответствующее
радио, тем лучшим он будет христианином. Нам очень вовремя показали
сериал «Раскол» – он про то, как люди, воцерковленные просто дальше
некуда, заварили на Руси такую кашу, какую и через три с половиной
века никак не расхлебаем. А ведь постились-молились очень усердно.
Оно и верно: даже очень большая чугунная чушка не может заменить
самого крохотного микропроцессора. Развитие должно идти не только
вширь, но и вглубь, а в духовной жизни – прежде всего вглубь, и
только потом вширь, да и то с осторожностью.
Сегодня
всё больше людей чувствуют это и спрашивают нас: ну да, вы заняли
подобающее место в обществе, хорошо, мы согласны. Что вы скажете нам
с этого самого места, чему научите, чем поможете? Их ожидания
зачастую нереалистичны, они нередко требуют, чтобы Церковь, с одной
стороны, ни во что не вмешивалась, а с другой – во всем их
поддерживала и помогала. Одно противоречит другому, но отвечать на
вопрос «так в чем смысл существования Церкви в обществе» всё равно
придется. Мы так долго боролись за это место, что теперь, добившись
убедительной победы, кажется, совсем теряемся при подобном вопросе и
начинаем объяснять, что место это мы занимаем по праву… Да, по
праву, но нас не о том спрашивают.
Еще одна черта, доставшаяся нам от советских времен – негибкость
системы, отсутствие обратной связи. Всё ведь у нас было тогда по
бумагам хорошо, а если и были недостатки, то только отдельные.
Неэффективная экономика, ошибочная политика – всё это где-то там, у
них, а у нас есть только отдельные бракоделы, головотяпы, бюрократы,
и мы ведем с ними борьбу. Точно так же и о церковных недостатках
говорить теперь не принято: даже историческое православие у нас
совершенно безупречно (мистическую сторону не трогаем), а есть лишь
отдельно взятые грехи и пороки отдельных людей. Вот они покаются и
будет всё хорошо.
Как было избежать нам этих перекосов, если других христиан тогда
почти что и не было, да и сейчас подобные настроения в прошлое
отнюдь не ушли? С другой стороны – а надо ли за всё это держаться
сегодня, когда уже вошло в жизнь поколение, никогда не любившее
дедушку Ленина даже под манную кашу? У нас, конечно, есть перед
глазами опыт горбачевской перестройки, когда заговорили о всех
проблемах и недостатках сразу, ничего не исправили, зато всё
развалили. Но ведь это и было следствием той чудовищно негибкой
системы, когда ничего нельзя исправить, а можно только каждый раз
«до основанья, а затем».
Сегодня в нашей стране формируется гражданское общество – медленно,
но верно, а это как раз тот самый темп, который привычен Церкви.
Люди постепенно отвыкают от мысли, что уж следующий-то царь точно
будет правильный, сразу всё даст хорошим, а плохих накажет. Они
приучаются к мысли, что надо работать самим и самим отвечать за свои
поступки. Может быть, отсюда и недоверие некоторых к Церкви, которая
якобы именно так изображает Небесного Царя. Но я полагаю, что
Церковь на самом деле нуждается именно в таких людях и даже может
для них стать местом встречи – не случайно год назад именно
Синодальный отдел по благотворительности собирал и распределял
помощь, в том числе и от неверующих, и от атеистов. Солидарность,
ответственность, открытость – именно этих качеств критически не
хватает сегодня нашему обществу, именно к ним можем призывать и мы,
больше примерами, чем словами. Только самим надо сначала научиться…
Источник:
Журнал "Фома"
|